Новый сезон омский «Арлекин» открыл премьерным спектаклем «Холодное сердце». С одной стороны, обычная сказка для детей. Пусть и страшная, но всё-таки сказка. С другой, она любому взрослому ответит на вопрос, почему нельзя выбирать иллюзорное богатство взамен привычному миру. О театре как элементе воспитания, кукольном мире и недетских спектаклях «АиФ в Омске» поговорил с актёром «Арлекина» Дмитрием Войдаком.
Выйти за рамки
Ольга Минайло, omsk.aif.ru: Дима, в последние годы ты часто выигрываешь различные конкурсы для драматургов, в том числе и международные. При этом будучи не драматургом, а актёром, который просто любит писать детские пьесы. Судя по наградам, ты нашёл какой-то тайный ключ в мир детской литературы. Может, тут история как с Корнеем Чуковским, который изучал психофизические особенности речи детей и на основе этого создавал произведения, от которого малыши в восторге?
Дмитрий Войдак: Нет, про психофизические особенности речи детей я не задумываюсь. Пьесы часто рождаются с какой-то случайной фразы, смешной, наивной, но понятной всем. Когда я слышу что-то подобное, то понимаю, что она звучит по-детски, взрослый человек так никогда не скажет. Иногда из такой фразы рождается сюжет. Например, моя пьеса «папаМучительная-папамУчительная сказка» получилась именно по такому принципу – мне понравилась игра слов. Иногда появляется главный герой, вокруг которого развивается действие, возникает конфликт. Без конфликта и в детском произведении не обойтись, пусть незначительный, но конфликтик должен быть. Например, у меня есть пьеса про богатыря Степана Ромашкина. Тут вроде человек богатырь, но фамилия подкачала. Ромашкин – это же не Ставр Годинович или Никита Кожемяка. Я периодически смотрю, какие драматургические конкурсы проходят в России, отправляю свои работы, где-то выигрываю, где-то просто в финал выхожу, а где-то меня даже в лонг-лист не включают. Как-то литературный институт им. Горького в Москве проводил конкурс, я на нём не победил, но мне позвонили из института и предложили у них поучиться. Дескать, слог и стиль у вас есть, но знания драматургических законов и теории не хватает. Но в Москву я не поехал, потому что форма обучения была не заочной, а вечерней. Я и правда не знаю нюансов драматургии, всё-таки я актёр, а не писатель. Но когда тебя оценивают – это хороший стимул.
– Сейчас в театрах редко ставят современные детские пьесы, предпочитают классику, проверенную несколькими поколениями зрителей. Почему театры боятся выходить за рамки? Иногда посмотришь репертуар детского театра и начинает казаться, что детская литература у нас как началась с Чуковского, так им и закончилась.
– Театры просто боятся рисковать. Я был недавно на лаборатории драматургии в Екатеринбурге, где затрагивали эту проблему. Всё очень просто: чтобы привлечь зрителей, нужны громкие имена и названия пьес. Кто пойдёт смотреть неизвестную сказку? Родители лучше возьмут билет на «Красную шапочку» или «Трёх поросят», потому что они знают, о чём будет спектакль. Кто пойдёт на «папаМучительную сказку»? Что это за название? И кто такой Войдак? А билеты-то в театр дорогие. И это проблема не только детского театра.
Душа запуталась
– Спектакли для малышей традиционно ассоциируются со сказками, где все жили долго, счастливо и умерли в один день. Мне кажется, что стереотип идеального детства шлейфом тянется за современной литературой ещё со времён Советского Союза. Какую книжку эпохи СССР не откроешь, там всё хорошо. Розовые очки с детей снимать надо? Рассказывать им со сцены о том, что в мире есть смерть, болезни, нищета?
– Театр должен затрагивать эти проблемы. Вопрос только в том, какую драматургию для этого выбирать и кто вообще об этом пишет. Сейчас создаётся много пьес о современном ребёнке и том, что его окружает: компьютеры, гаджеты всевозможные. Для меня детская пьеса – это прежде всего сказка. Я не имею в виду, что все мои сюжеты – волшебные, но я не хочу, чтобы они были бытовыми. Хотя, если у человека получается хорошо об этом писать, то почему бы и нет. У драматурга Юлии Тупикиной есть пьеса для детей «Спой мне» про Варшавское гетто. Тяжёлая пьеса, но она тоже имеет право быть на сцене театра. Надо же в какой-то момент отрывать ребёнка от чупа-чупсов и показывать что-то серьёзное. Но, как мне кажется, не раньше 8-10 лет. Я подобную пьесу никогда не напишу, для меня эта тема страшная и жуткая. Кукольный театр – это инструмент воспитания ребёнка. Каждый спектакль содержит в себе какую-то мораль.
– Кстати, о возрасте детей. Многие мамочки уверены в том, что их ребёнок понимает всё с первого дня жизни и несут в кукольный театр грудничков. Поделись мнением о возрасте детей с точки зрения актёра.
– Конкретно в нашем театре есть ограничение по возрасту – с двух лет, но на спектакли для самых маленьких порой на самом деле приносят грудничков. Но для такого возраста ни драматургии, ни спектаклей практически нигде нет. А спрос есть. В последние годы в Москве стали появляться театры, которые специализируются конкретно на представлениях для детей до года. Если зритель хочет, то почему бы и нет? Хотя лично я больше люблю играть в спектаклях для детей от 6-ти лет, потому что с ними можно уже говорить по-взрослому. Я люблю характерные роли, а они, в основном, отрицательные. Двухлетку же особо не попугаешь – нельзя. А с подросшими ребятишками уже можно поиграть в страшилку.
– Вот ты вспомнил про характерные роли, но вместе с этим часто говоришь о том, что не чувствуешь себя драматическим актёром. Почему?
– Я бы не смог играть в драматическом театре. Кто-то говорит, что с куклой на сцене сложнее, кто-то – что легче. Да, за куклу можно спрятаться, это своеобразная ширма, через которую кукольник общается со зрителями. С одной стороны, проще: если что, не я в дурацком положении, а кукла (смеётся). С другой стороны, сложнее, потому что куклой нужно уметь управлять. Для моего героя Петера Мунка в «Холодном сердце» три системы кукол используется, и для каждой из них – свой подход, свой темп и ритм.
– Тебя куклы на сцене часто подводили и оставляли в дурацком положении?
– Случалось. Вот, например, на премьере «Холодного сердца» у меня запуталась душа, точнее, кукла – душа Петера. Неприятно, потому что ты понимаешь, что зритель это всё видит. Кукла же должна ходить, а не застывать в непонятной скрюченной позе.
– Многие кукольники любят говорить, что кукла для них не рабочий инструмент, а что-то мистическое и чуть ли не одушевлённое. Согласен?
– Я куклу перед выходом на сцену не целую (смеётся). Кукольники с таким трепетным отношениям тоже встречаются, но мне всегда кажется, что это какая-то показуха. Вот, дескать, я без куклы жить не могу. Я – кукольник и могу жить без куклы. Это мой рабочий инструмент, но инструменты тоже разные бывают. Кукла – это не молоток и не кувалда.
– Значит, дома кукол не коллекционируешь?
– Раньше были, особенно в то время, когда я по ночным клубам выступал. В 22 года я даже был ведущим стриптиз-шоу, а за кукольные номера мне платили столько же, сколько стриптизёрам (смеётся). У меня была планшетная кукла Мерлин Монро. В общем-то, ничего особенного она не делала, но в театре я бы её не показал. В клубе неискушённая публика с удовольствием смотрела на куколку, которая открывала рот, присаживалась за столики, обнимала мужчин.
– На твой взгляд, любой кукольник обязан быть добрым и любить детей, чтобы ставить хорошие спектакли?
– Лично я не встречал кукольников, которые не любят детей. Если сцена большая, то актёр, по сути, может быть с любым отношением к публике. Зрители здесь где-то за пределами четвёртой «стены». То есть ты просто исполняешь свою функцию на сцене и всё. Но в зале для самых маленьких, когда ты смотришь каждому ребёнку в глаза, детей нужно любить. В противном случае вся фальшь будет сразу заметна.
Про дороги и людей
– Дима, ты не только актёр и драматург, но и житель Омска. В преддверии 300-летия города можешь сказать, за что всё-таки Омск можно и нужно любить, а что к юбилею стоит исправить?
– Дороги. Вот за дороги Омск точно любить не стоит. Первое, что говорят люди, оказавшиеся в нашем городе: как вы здесь ездите?! Я живу в Чкаловске, там все дороги в жутких ямах. Я не понимаю, как город может жить без хорошего асфальта? Должна же у людей быть возможность хорошо ездить. Потом экология. Я не знаю статистику, но мне кажется, что у нас не самый чистый город в стране. И мне становится страшно от того, что с каждым годом в Омске растёт число онкологических заболеваний. Ещё городу не хватает молодёжного пространства. Точнее, оно есть, но как-то не на слуху, в отличие от Екатеринбурга или Новосибирска. Молодёжи всё-таки нужно давать больше свободы. За что Омск можно любить? За людей. Люди у нас хорошие, доброжелательные и благодарные.
«Арлекин» покажет арт-панк по-театральному 
Тульский Петрушка станцевал кукольный балет на омской сцене 
«Пиковая дама» из Гродно получила сразу две награды кукольного фестиваля 
«Холодное сердце» Вильгельма Гауфа – страшная сказка на сцене «Арлекина»