Москва давно стала законодателем мод в области театральных сенсаций. Омск пока активно не использует этот прием. Но кто знает, что нас ждет в будущем.
Год назад опера "Дети Розенталя", поставленная в Большом театре, превратилась в настоящий театральный скандал. К дискуссиям на тему можно ли посягать на "святые" для мира вещи, присоединились деятели искусства, общественники, политики. К единому мнению, разумеется, так и не пришли. Шум погулял по Москве и затих сам собой.
Те, кто рассматривает театр не только как искусство, но и как бизнес, убеждены, что подобный ажиотаж - вещь необходимая и даже полезная.
О том, согласны ли с этим сами артисты, мы спросили у солиста балета Большого театра Александра Волчкова. Со спектаклем "Жизель" он приехал в Омск в составе прославленной труппы на Первый фестиваль "Панорама музыкальных театров".
- Время от времени "поскандалить" бывает необходимо, ведь это очень хорошая реклама. "Дети Розенталя" пошумели сильно, но недолго, примерно месяц. Это был всего лишь еще один период в жизни нашего театра. И "Золотую маску" в заявленных номинациях этот спектакль не получил, как мне кажется, по "политическим соображениям". Видимо, посчитали, что "Дети Розенталя" свое уже "отшумели".
Искусство или кич?
- На ваш взгляд, способны ли спектакли, которые принято называть "классическими", приносить театру хороший доход, или зрительский интерес надо время от времени поддразнивать чем-то провокационным и спорным?
- Да, я считаю, что классика тоже может быть прибыльной. Эксперименты - это интересно. И спрос на современный балет у публики не меньше, чем на "Жизель" или "Лебединое озеро". Но слово "академический" в названии нашего театра говорит само за себя. Большой и должен привлекать зрителя в первую очередь классическим искусством. В мире очень мало театров, которые могут позволить себе ставить классику в том объеме декораций, исполнителей, как Большой театр. Этим мы славимся, этого от нас и ждут. А экспериментальные постановки могут спокойно проходить вообще без декораций, с минимальным количеством костюмов и с максимальным содержанием абстрактности. Интерес публики в таких вещах часто вызывают какие-то шокирующие элементы или эпизоды, провоцирующие сильные эмоции, - мертвые собаки на сцене, голые люди. Но это далеко от искусства.
- Вы сами участвовали когда-нибудь в таких проектах?
- Если к этому разряду можно отнести наш балет "Ромео и Джульетта", тогда - да. Шоковые реакции среди зрителей были изначально запрограммированы. Потому что на сцене и кричат, и плачут, и громко смеются. Но главное - не переборщить с шоком.
- Как определить эту грань - где искусство, а где всего лишь претензия, кич?
- У каждого человека эта грань внутри, они индивидуальна. Даже знатоки иногда могут спорить о том, что в спектакле хорошо, а что плохо.
Театр превратили в руины
- После того, как закрыли на реконструкцию основную сцену, некоторые зрители уже начинают опасаться, что за границей вас можно будет теперь увидеть чаще, чем в России. Ведь далеко не в каждом российском городе есть площадка, способная принять у себя театр такого масштаба...
- Соотношение гастролей у нас и за рубежом примерно 50 на 50. Сейчас, когда в театре ремонт, наоборот, стали больше ездить по России. Раньше во время сезона мы вообще редко куда выезжали. Но сейчас у нас сцена небольшая, поэтому театр делает так: часть труппы отправляется на гастроли, часть остается и играет спектакли в Москве.
- Кстати, артисты интересуются тем, как идет ремонт основного здания? Наверняка приходят посмотреть, что уже сделано, что сломали, что восстановили?
- Да, актерам вход свободный (смеется). Я сам недавно там был. Зрелище, конечно, страшное. Верхнюю сцену всю переворотили. Наших репетиционных залов я вообще не нашел - разломали все. И что там будет, трудно даже сказать. Пока - сплошные руины.
- Большой называют "самым главным театром страны". Как вам играется под тяжестью такого определения? "Марка" не давит?
-Да, это на самом деле тяжело. И особенно тяжело было, когда я только начал танцевать на этой сцене. Когда я впервые попал внутрь, за кулисы, на все смотрел с открытым ртом. Мы, молодые артисты, старались впитать как можно больше от тех, кто уже имеет опыт. Вся жизнь Большого театра держится на этой атмосфере преемственности. Как себя вести, как общаться, что можно делать в театре и чего нельзя - эти "правила" тянутся длинной цепочкой от одного поколения актеров к другим. Театр как храм. А в храме должен быть порядок.
- И какое действие в вашем поведении считалось бы оскорблением "святых стен"?
- Если бы я принес за кулисы какую-то еду. Обычную воду в бутылке -можно. Чай, кофе, бутерброды - такое просто недопустимо. Ну а запрет на верхнюю одежду и громкие звуки - это само собой.
"Мерзкая партия"
- В вашем личном репертуаре имеются "золотомасочные" постановки?
- Да, вот как раз самая "свежая" - "Сон в летнюю ночь". Спектакль "Ромео и Джульетта", о котором я говорил, тоже получил Маску.
- И вы, надо полагать, Ромео? Я изучила ваш репертуар. Что ни роль, то сплошные прекрасные юноши и герои-любовники...
- Нет, я исполняю партию Париса. Все привыкли к тому, что Парис - чуть ли не почтенный старец. А у нас это такой молодой, самоуверенный тип, маменькин сынок, которому все позволено. И Джульетту ему просто дарят, как вещь. Мерзкая партия... (эту фразу Саша произносит с нескрываемым удовольствием). Мне интересны роли, где я могу меняться. Ведь все принцы одинаковые - романтичные, воздушные создания. Вышел на сцену - ручкой направо, ручкой налево. Поэтому возможность сделать что-то по-настоящему актерское - большая удача.
- За событиями "Золотой Маски" следите?
- Да все как-то не получается. Но вот на последнем фестивале был номинирован мой друг, Ян Годовский, и я за него болел. Наверное, получить Маску - это действительно престижно, почетно. Может, когда-нибудь и мне дадут...