Омск, 25 декабря – АиФ-Омск. О чекистах в нашей стране думают по-разному. Старшее поколение «гэбистов» откровенно боится или ненавидит, среднее, как правило, ругает за в противодействии терроризму, а молодые вообще не замечают.
Как на самом деле работает служба, можно узнать только из первых уст. Поэтому мы встретились с Владимиром Сергеевым, контрразведчиком в отставке, прошедшим в своё время горнило афганской войны.
– Владимир Геннадьевич, как Вы стали чекистом?
– Нельзя сказать, что я с детства так планировал. Но сейчас, по прошествии лет, я доволен своей биографией. Да, я с детства знал, что пойду в армию. А как иначе: я же из поколения детей войны, у меня отец погиб в 1943 году. Но стать сотрудником КГБ я не планировал.
С 1960 по 1963 года я учился в Горьковском училище связи. После этого по распределению попал в Новосибирск, а оттуда судьба привела меня в Омск. Здесь я служил в радиотехническом полку и здесь же оперативный работник предложил идти мне в контрразведку. О чекистах я ещё ничего не знал - раньше о работе органов много не писали. Но потом я побеседовал с командиром роты, посоветовался, сообщил родителям и дал добро. В итоге в 1965 году был направлен в Новосибирск. Отучился там и попал в Семипалатинск в авиационный полк. И с тех пор судьба часто связывала меня с авиацией.
– А потом была заграница?
– Да, через два года службы я был направлен в Венгрию. Но до того, как уехать за рубеж, я успел жениться. Вот уж судьба: родился на родине невест, а свою жену встретил в Сибири. О чём ни на секунду не жалел.
– В чём была специфика Вашей работы в Венгрии?
– Понимаете, с одной стороны, Венгрия была дружеской страной, и особенных сложностей в службе не было. Шпионов ловили не так много. Но всё равно - другая страна, разный уровень жизни. Интересно было сменить обстановку. Параллельно со службой я заочно учился в высшей школе КГБ в Москве и по окончании её вернулся в ставшую родной Сибирь.
В Афгане интереснее
– И вскоре Вас направили в Афганистан…
– В мае 1979 года мне предлагают работу в Афганистане. С семьёй. Тогда ещё было всё спокойно, и собирались меня туда отправить в качестве советника. Я согласился, но потом как-то всё сошло на нет. И вдруг в конце ноября всё того же 1979 года пришёл срочный вызов в Москву, там нас собралось человек 20, таких же, как и я, будущих советников. Надо сказать, что мои коллеги там работали и раньше, но специалисты были не во всех подразделениях. Поэтому в Москве решили усилить некоторые части, где оперативных работников не было, чтобы помочь афганским товарищам. Ведь бои там уже были, и правительственные войска просили помощи. Но ни о каком вводе наших войск тогда не говорили.
– Где Вам приходилось служить, когда началась настоящая война?
– Меня как человека, имеющего опыт работы с авиацией, отправили оперативным работником в Кандагар. Кстати, советские сотрудники в Кандагаре жили в отдельных виллах на две-три семьи. Там поселились и мы. Поначалу всё было тихо, и мы спокойно ходили по городу.
– А в чём заключалась Ваша работа?
– Задачи там были конкретные: бандиты часто попадали в правительственные войска, работали в них и выдавали информацию на сторону. Нужно было их выявлять. И там я получил реально боевой опыт: работали настоящие шпионы, реальные диверсанты…
В конце декабря нам сообщили, что будут проходить какие-то мероприятия в Кабуле, но приказали нашему полку и дальше находиться в Кандагаре. Нам лишь потом по слухам стало известно, что поменялась власть. А после этого в Кандагар пришли советские войска: сначала прилетела передовая группа наших войск, а потом здесь поставили десантно-штормовую бригаду, появились вертолётный и авиационный полк. И с ними нам стало легче работать, потому что к этому моменту жить в Афганистане стало заметно опаснее.
– Вы и в боевых операциях участвовали?
– Это было после того, как я перешёл на должность старшего советника и ушёл на работу в пехоту. Мы действительно окружали деревни, прочёсывали и выявляли нарушителей и врагов. А в апреле 1982 года срок моей службы закончился, а в Афганистан стали поступать специалисты со знанием языка. И я решил вернуться в союз, в Омск, где в 1987 году и закончил службу. Потом ещё 14 лет отработал на заводе им. Баранова, а в 2002 году ушёл на гражданскую пенсию.
– Читатели спрашивают о специфике работы в контрразведке – хотя бы то, что можно рассказать…
– В общих чертах могу рассказать. У моих коллег всегда были отдельные направления деятельности: кто-то работал при заводе, кто-то при институтах, кто-то курировал районы областей. А мы в военной контрразведке - как профессора, у нас все вопросы решал один работник, нет специализации. Поэтому нам было труднее, но интереснее. Например, взять тот же авиационный полк, в котором я служил в Омске. Город стал открытым, то есть проникновение шпионов, их контакты с отдельными людьми стали боле реальными. И влияние недружественных агентов на наших военных нужно было минимизировать, чтобы не утекли секретные сведения. К тому же в армии огромное количество секретных документов, и наша задача заключалась в том, чтобы они тоже не попали к врагу.
Ещё один значимый аспект – предотвращение возможных случаев измены Родине. Когда я служил в Венгрии, таких моментов не было, а в Германии я слышал, что была история, связанная с авиационным техником, который на тренажёре научился летать и сбежал в Западную Германию. Чтобы не было подобного, мы в процессе общения с офицерами, по документам, по общей обстановке, должны были делать выводы и анализировать происходящее с точки зрения возможных угроз. В авиации особенно это важно. Знаете же историю, как наш лётчик улетел за рубеж. Мы старались предостерегать от дезертирства. Следили, чтобы не было неуставных отношений. Понятно, что это несколько не наши функции, но риск дезертирства от этого повышался, а значит, мы старались и за этим следить. Ещё одним важным вопросом было узнавать реальную боеготовность. Не ту, которую сообщает руководство части. У нас бывало, что с боеготовностью «нет проблем», а потом мы выясняем, что какие-то самолёты неисправны, а по документам все готовы к полёту. Нужно было давать объективную информацию, и мы этим занимались.
Оппозиционеры - не враги
– Как выявить шпиона?
– Мы работали с офицерами и солдатами, которых я просил помочь, и они в кругу своих выявляли нарушителей. Это сейчас их называют агентами, вкладывают в это слово негативный смысл. Но я считаю, что это неправильно. Мы находили патриотов, которые не за деньги, а по велению души сообщали о чём-то противоправном. С помощью актива мы выявляли много нарушений.
– Наверняка Вы и сегодня следите за происходящим в стране. Как Вы считаете, есть ли сейчас угрозы для безопасности России и Омской области?
– Я, конечно, не знаю, чем руководствовались в своё время в Генштабе, но раньше в нашем городе размещалось два полка: зенитный и радиотехнический. Всё-таки большой промышленный город. Сейчас их нет, гарнизона нет. У нас, конечно, уже нет такой мощной военной промышленности, но не остался ли город беззащитным?
– Вы поддерживаете увеличение расходов на обороноспособность страны?
– Хорошо, что сейчас идёт перевооружение армии. Я много читаю в газетах о новых стратегических ракетах и о зенитных ракетных комплексах. Пехоту стали перевооружать: появилась БМП-3. Поступают на вооружение новые танки. Понятно, что простые жители недовольны, мол, в оборонку вкладывают много денег. Но я считаю, что эти вложения оправданы, особенно в радиотехнику: не нужно экономить, чтобы не отставать от других стран.
– Про внешние угрозы понятно. А есть ли у нас внутренние враги? Я намекаю на несистемную оппозицию…
– Поверьте, органы госбезопасности сейчас не так идеологизированы, как во времена СССР. Хотя вместе с тем я уверен, что за оппозиционерами время от времени наблюдают, чтобы они не перешли известной грани, но в целом у моих коллег сегодня другие задачи - предупреждать уголовные преступления и теракты. А вот митинги и собрания можно организовывать открыто, их никто не запрещает. Но также понятно, что нам нужно выявлять подстрекателей и потенциальных террористов. И это не вопрос идеологии, а вопрос безопасности нашей страны и людей.
Родился в Иваново – женился в Сибири
– Вы довольны тем, как сложилась жизнь?
– Вполне. Мы с женой воспитали двух замечательных сыновей, сейчас у нас уже четверо внуков. Старший сын живёт в Калининграде, работает преподавателем в училище. Дорос до заведующего кафедрой, подумывает о докторской диссертации. Он воспитал двух внуков: один приехал в Омск, поближе к деду, работает в Пограничном управлении. Младший заканчивает школу. Второй сын окончил транспортный институт, отслужил в десанте, а сейчас работает вахтовым методом в Тобольске. И он подарил нам двух внучек: одна учится в пятом классе, а младшей всего три года. И теперь нам приходится часто общаться с младшей внучкой, потому что её мама вышла из декрета на работу. Но я очень рад, что могу уделять внукам много времени, даже больше, чем мог уделять детям.
– Помимо общения с внуками, как проводите пенсионный досуг?
– Много времени посвящаю работе в совете ветеранов. Ещё летом езжу на дачу, зимой немного рисую, в бассейн хожу, занимаюсь с внучками. А моя супруга, Любовь Яковлевна, активно пишет стихи (Владимир Геннадьевич подарил редакции прекрасный сборник стихов своей супруги, который называется «Любовь как солнце» - Ред.) и даже издаёт их. Кстати, в 2015 году мы с супругой отметим «Золотую свадьбу». Вообще, нужно сказать, что в выполнении служебных обязанностей семья имеет большое значение. Жена и дети, этот тот надёжный тыл, который защищает от невзгод. Надо сказать, что и жена и дети выдержали все тяготы и лишения нашей службы вместе со мной: они всегда были рядом, где бы я не работал.
Досье
Владимир Сергеев, ветеран военной контрразведки, ушёл на пенсию в звании подполковника. С 1979 по 1982 год служил в городе Кандагар (Афганистан). После увольнения из органов госбезопасности работал на заводе им. Баранова. С 2002 года пенсионер. Женат, воспитал двух сыновей и четырёх внуков.
В Пушкинке открыли выставку про Владимира Владимировича 
Василий Ивлев: «Плохо, когда люди живут под сопровождение фронтовых сводок» 
"В жизни я всего добивался своим хребтом"