Народный артист России Юрий Стоянов приехал в Омск на фестиваль «Движение», правда, фильмов со своим участием не привёз.
«Фестиваль «Движение» в Омске уникальный, но вот некоторые молодые артисты, я их не упрекаю, не знают многих фамилий из мира кино, которые для меня звучат абсолютно естественно, так как с ними связана моя жизнь», – сетует Стоянов.
О тех самих людях мира кино, о своей карьере и программе «Городок» Юрий Стоянов и рассказал омским зрителям.
«Уродства не хватает»
– Иногда актёры годами проходят мимо стенда с распределением ролей, поднимаются на цыпочки, чтобы прочитать его, и видят себя в самом низу списка. Там, где обычно перечислены солдаты, матросы, проститутки и так далее. Вот там внизу долгое время была и моя фамилия. Когда я поступал в ГИТИС, я был таким самоуверенным и симпатичным молодым человек. Я – мастером спорта по фехтованию, чемпион Украины. У меня были длинные волосы, и я был уверен в себе на 300%. Как говорил мой дедушка: «Уродства в тебе какого-то не хватает. Нет в тебе изъяна».
А от своей тётушки-кинокритика я постоянно слышал: «Что у тебя за рожа? С такой рожей в любом фильме за любой стол посадят». А потом режиссёр Илья Авербах, когда я пробовался в его фильм «Монолог», написал в моей актёрской карточке на Ленфильме «артист с неопределённой внешностью». И я понял, что в этой неопределённости есть смысл и что меня действительно можно посадить за любой стол. Только не меня, а много разных людей, в которых меня можно превратить. Кстати, я поступал только в один институт. Ну, смотрите, я бы вернулся в Одессу, а меня спросили : «ты куда поступил?». Я, например, ответил бы, что в Щукинское. А это что такое? Училище. В ответ бы мне сказали что-нибудь вроде: «А что, в Одессе ПТУ мало?». Щепкинское тоже училище. МХАТ вообще школа! И только ГИТИС – институт.
Со мной в одно время поступали ребята из очень известных семей. Например, сын Смоктуновского. Я впервые так близко увидел актеров живьём, так как сам Смоктуновский нервничал, за дверью ходил. А его сын посмотрел, хорошо ли закрыта дверь, где принимали экзамены, и сказал: «Уважаемые мастера, я ненавижу и презираю вашу профессию. Умоляю вас, пожалуйста, не принимайте меня! Я хочу в армию!».
Первый тур в ГИТИС я прошёл легко. Только педагогов смутил мой аттестат, в котором было всего две «четвёрки» – по физкультуре и по трудам. Остальные «пятёрки». Физкультуру, как мастер спорта, я не посещал принципиально. Что касается трудов, то я подрался с учителем по слесарному делу. Так вот, первый тур мы прошли.
Помню, как Витя Сухоруков замечательно читал басню «Ворона и лисица». Это было в физкультурном зале, где стояла шведская стенка. И когда он говорил за ворону, то забирался на стенку, а когда за лисицу – спускался вниз. Потом ему пришла гениальная мысль, что нужно проиллюстрировать и падение кусочка сыра. Он упал сверху, сломал ногу и был зачислен.
Но самое страшное – это третий тур, потому что там был этюд, нужно было что-то изображать. А мне всю жизнь мешало, что я думал, что другие люди подумают, как по-идиотски я выгляжу. Думать – самое вредное качество для артиста, он должен чувствовать. Я понял, что это конец, когда нам дали задание для этюда: автобусная остановка, на которой стоит 20 человек, а автобуса очень давно нет. Я отошёл в угол, отвернулся, ждал, чтобы этот позор закончился побыстрее, и я поехал бы в Одессу поступать в медицинский. Остальные ребята как-то обживались на сцене – рядом ходила Догилева и «продавала» пирожки, кто-то подметал, кто-то ждал автобус… И вдруг какой-то парень, который сильно заикался – он играл заику, подошёл ко мне. Я подумал, вот это артист! Этого сразу примут. Он начинает говорить, что давно нет автобуса. Я ему тихо в ответ: «Отвали, пожалуйста». Он не унимается, дескать, зима холодная. После чего выдаёт: «А я в ГИТИС еду поступать!». Я довольно громко сказал: «Какой же чудак в ГИТИС зимой поступает?». Была пауза, а потом начался истерика. Четверо народных артистов Советского Союза, принимающие экзамены, встала и ушли из зала. Потом я узнал, что из этих 20 человек поступили только двое – я и Догилева.
Про Омск и Дон
– Первый раз я вышел на сцену в Омске в 1979 году. Мы были здесь на гастролях с БДТ им. Горького. В то время я репетировал одну главную роль, но нормального выхода на сцену с этими артистами у меня не было. Эти артисты – Стрижельчик, Лавров, Юрский, чуть позже Фрейндлих и так далее. Мы привезли в Омск спектакль «Тихий Дон». И был у нас один актёр, которого звали Толя. Лет ему было за 40, он славился безумно громким и низким голосом. Спектакль начинался с того, что стояли казаки и изображали, что едут в поезде. Потом звук менялся, как будто бы они выезжали на мост через реку. Толя снимал шапку и кричал одну фразу: «Доон! Батюшки, Доон!». И все казаки кричали: «Дон!». Я вышел на сцену вместо одного этого заболевшего казака и подумал: «Это что получается? Я сейчас выйду, постою и уйду? И ради этого меня учили великие педагоги?».
Тогда я не знал ещё теста Бенни Хилла – это когда в ряд выставляют 10 артистов и проверяют, какой из них комедийный. Для этого надо, чтобы они просто высоко натянули штаны. Из 10 человек найдётся парочка, которая сделает это так смешно, что можно с ума сойти. Это и будут потенциально комедийные актёры. Штаны я почему-то натянул именно таким образом. Ещё у меня были бакенбарды и маленький круглые очки, как у Берии. И вот мы стоим на сцене, «едем» в поезде. И перед моментом, когда Толя должен был закричать «Дон!», я поворачиваюсь к нему и спрашиваю: «Простите, вы не скажете, а как эта река называется?».
После этого выхода я мог свою карьеру и закончить. Но меня вызвал к себе Товстоногов, кстати, это был мой первый разговор с ним после того момента, как меня приняли в труппу БДТ. Он сказал, что если мне когда-нибудь в жизни удастся высечь из зрителей то количество смеха, которое удалось высечь тогда на сцене, то, можно считать, как комедийный актёр я состоялся. Как в воду глядел! Правда все свои главные роли я сыграл тогда, когда кто-то или напивался, или, не дай Бог, умер, или не пришёл – это были всё срочные вводы.
Про «Городок» и Олейникова
– Мой папа уходил из жизни в страшные годы. Это было начало 1990-х годов, когда страна разваливалась, а никакая другая всё ещё не появлялась. Я зарабатывал безумно мало, а банка физраствора стоила 200 долларов. Отмечу, физраствора, то есть воды, в которой надо растворять инъекции. И отец тогда сказал мне одну фразу, которая оказалась для меня очень важной: «Ты езжай, как же там твоё телевидение?». Моё телевидение. А ведь в тот момент вышел только один выпуск «Городка», а я по-прежнему работал в театре.
Как изменилась моя жизнь с уходом из жизни Ильи Олейникова? Так же, как изменилась с его появлением. Я, человек неглупый, легкообучаемый, работоспособный, в то время не находил применение всем своим умениям. В моей жизни должен был появиться кто-то, о кого можно опереться, кто убедил бы меня в правоте своих намерений. Если мне дать пинок под зад, я могу горы свернуть. Вот таким человеком и был Илья. Он заставил меня уйти из театра в 1995 году – это один из самых правильных моих поступков в жизни. С Ильёй мы проработали вместе больше 20 лет. 20 лет было только «Городку» – это редкий феномен на телевидении. Мы, кстати, минуя звания заслуженных артистов, сразу получили звания народных. Всё самое лучше в моей жизни произошло вместе с этим человеком. А когда его не стало, я не стал возобновлять «Городок». Это невозможно. Не потому, что я или он гениальные артисты. Нет. Но то, что мы парой были гениальной – это 100%. Замечательных артистов у нас много, но пар таких нет.
Когда мы познакомились, он меня взял меня на свой концерт, чтобы я посмотрел, где и как я буду теперь работать. Я, артист лучшего театра страны и Европы, пришёл на концерт под названием «Смех-шок». Это Илюша должен был вызвать шок от смеха. Шок у меня был, но не от смеха, а от всего происходящего. Я думал, боже мой, неужели я тоже буду участвовать в этом кошмаре?! Но не прошло и четырёх лет, как мы вместе вышли на эстраду.
Как-то у нас был концерт на Дальнем Востоке, и Илюша постоянно звонил и спрашивал у администраторов, продаются ли билеты? Он волновался, как мы выйдем первый раз на сцену? Да, билеты продавались… Только не покупались. Наш первый выход на сцену был в 1994 году рамках празднования Дня города. Какого города, уже не помню. Перед выходом должны были включить музыку из «Городка», после которой запланировали наше появление. Так вот, накануне наш звукорежиссёр Саша купил новый магнитофон. Магнитофон многоскоростной, можно было уместить много записей на одной кассете. И в день концерта, когда включили звук, на весь стадион, а это 8-10 тысяч человек, раздалась фраза: «Я купил хреновый магнитофон». Причём на разных скоростях. И, кстати, в оригинале было слово не «хреновый», а немного похуже. Оказалось, что звукорежиссёр всю ночь репетировал скорости магнитофона и что-то там напутал. Так и началась наша совместная карьера с Ильёй Олейниковым.
Я стараюсь всегда рассказывать о нём весело, потому что он для меня живой человек. Илья физически не мог существовать на сцене без партнёра. Я не знаю, почему я, артист БДТ, показался ему потенциальным партнёром. Но он всё верно рассчитал своей гениальной еврейской головкой. Мы родились в один день 10 июля, но с разницей в 10 лет. Родились на расстоянии 180 км другу от друга – я в Одессе, он в Кишинёве. Этих фактов мы не знали, пока однажды не сверили паспорта. Я принёс выпивку на съёмку, он тоже принёс – тут-то всё и выяснилось. Правда, потом всегда было проблемой, как отмечать день рождения.
Фестиваль «Движение»: без омских фильмов, но с красной дорожкой и звёздами 
На кинофестиваль «Движение» в Омск приедет шоумен Александр Ревва 
Группа «Ундервуд» выступит на открытии кинофестиваля «Движение» в Омске 
Картина «Как поднять миллион» откроет фестиваль дебютов «Движение» 
«Мне было тесновато в Омске». Звезда «Филфака» о профессии и городах