27 лет Ирина Борисовна поёт в Омском государственном музыкальном театре и уже 23 года преподаёт в музыкальном училище им.В.Я. Шебалина. Она шутя говорит, что работает восемь дней в неделю и тут же просто и искренне добавляет: «Вы не представляете, как я люблю петь и преподавать!».
В этом сомневаться не приходиться – нам удалось лично посмотреть, а точнее, послушать один из её музыкальных уроков. Вдобавок ко всему вышеперечисленному в Омске недавно открылся вокальный центр Ирины Трусовой. Как воспитать талантливого ребёнка и почему все дети хотят петь – в интервью нашему еженедельнику.
«Гудим» и «кукуем»
«АиФ в Омске»: – Ирина Борисовна, вы, наверное, совсем не строгий педагог? Судя по реакции студентов, петь с вами – одно удовольствие.
Ирина Трусова: – Девочкам, которые у меня учатся, им – 17-18 лет. У них сейчас сложный период психологического становления, они чувствуют себя взрослыми и настраиваются на ответственную профессию. Конечно, с одной стороны – это ещё дети, с другой – профессионалы своего дела. А заниматься музыкой для души можно только в музыкальной школе, но и там есть серьёзно настроенные дети. В дальнейшем же нет смысла «просто так» учиться на вокальном или инструментальном отделении, так как это уже путь к профессии.
 |
 |
«АиФ в Омске»: – И много сейчас в Омске желающих научиться академическому пению?
И.Т.: – Много. И в Шебалинке на вокальное отделение при поступлении большой конкурс,и в Университет,в частности, на отделение Музыкального театра.А сколько детей,желающих учиться на вокальных отделениях в Детских Школах Искусств! Но я всегда говорю, что, если учащийся в музыкальной школе не станет профессиональным музыкантом – это не беда. Это здорово, когда человек разбирается в хорошей музыке, приучает к этому своих детей, ходит в оперу и на симфонические концерты. И не просто так сидит на них, а всё прекрасно понимает. Но если ребёнок в музыкальной школе играл на фортепиано или на скрипке, то в редких случаях он прекращает заниматься музыкой. Потому что если он играет на скрипке восемь лет, то это означает, что он все восемь лет играет на скрипке, а не берёт её в руки раз в неделю. Дети занимаются по2 – 4 часа каждый день!!! Овладеть инструментом – огромный труд и на полпути эту работу не бросают. Одно дело – отучиться пять лет в институте, другое – потратить восемь лет на музыкальную школу, четыре года на училище и пять лет на консерваторию! Вот где труд, упорство и воля!
«АиФ в Омске»: – Как вы думаете, новый вокальный центр много талантливых детей откроет миру? И можно ли «настроить» голос если кажется, что человек совсем не умеет петь?
И.Т.: – Ни один ещё педагог в раннем детстве не определил – гениальный это ребёнок или нет? Оценить можно музыкальные способности – слух, память, приятный тембр, и всё это нужно кропотливо, с любовью развивать. Конечно, голос нужно настраивать, для этого и существуют педагоги по вокалу. Вам интересно, как донести до маленького ребёнка сложнейшую технику пения? Это огромный труд для педагога – объяснить сложные вещи простым ассоциативным языком. Например, чтобы объяснить проточность дыхания или основы резонирования, можно предложить ребятишкам петь, как паровозик гудит или как кукушка кукует.
Заплакать от музыки
«АиФ в Омске»: – Почему большинство людей не могут воспринимать симфоническую музыку, академическое, оперное пение?
И.Т.: – В музыке очень многое идёт от ассоциации. Я теоретик-музыковед и у меня есть методика – как научить пению с использованием ассоциативного мышления. Дети-музыканты восприимчивы к красоте, искусству, природе. У них звуки порождают образ, рисуют в голове картины. С этой позиции они музыку и слушают. Если у человека ассоциативное мышление не развито – он эту музыку не воспримет. Почему люди приходят и спят на симфонических концертах? Потому что никаких ассоциаций музыка не вызывает, они никогда их не проводили. Если бы рядом в детстве с ними сидел человек и говорил: «Послушай, как нежно скрипки играют, как флейта красиво запела, совсем как хрусталь! Словно хрустальные листочки дрожат на веточке…» И ребёнок начинает представлять себе хрустальную зиму. Или, к примеру, как музыкой передать страх? У Чайковского в опере «Пиковая дама» есть сцена, когда к Герману является образ старухи. Одно дело, когда в опере есть зрительный ряд – там эта бабка может под колосниками носиться, и тогда, конечно, волосы дыбом встают. А если человек пластинку слушает? Как передать ему страх? В музыке есть определённый, богатый язык. Человек может чувствовать в ней боль, от музыки можно плакать. Раньше, когда я только слушала, но ещё не пела партию Виолетты из оперы Верди «Травиата», всегда плакала. Потому что было жалко молодую девушку, которая умирает от чахотки, не до конца познав счастье жизни.
«АиФ в Омске»: – Ирина Борисовна, недавно читала интервью с Дмитрием Хворостовском, где он говорит, что только в 50 лет у него произошёл «расцвет» голоса. Чем старше становишься, тем лучше поёшь?
И.Т.: – Нет, возраст своё берёт. Думаю, что Хворостовский преувеличивает. Он забыл, сколько он трудился, сколько брал вершин на своём творческом пути. И сейчас свой голос он воспринимает как огромный багаж, который суммируется за всю его исполнительскую деятельность. Я, например, до сих пор пою в театре сложнейшие партии – Виолетты из «Травиаты», Розины из «Севильского цирюльника», Лейлы из «Искателей жемчуга». Пою с удовольствием, справляюсь с ними. Хотя эти партии могут исполняться только крепким здоровым голосом. Но только сейчас я поняла, что знаю, КАК нужно петь. Что же я делала раньше? Неужели пела хуже? Нет. Просто раньше я пела молодостью, здоровьем и природой, а сейчас это делаю опытом, мастерством. Наверное, это ценнее.
 |
 |
«АиФ в Омске»: – Ирина Борисовна, вы в музыке оказались случайно – хотели стать архитектором, но в 19 лет у вас вдруг проявился академический голос. Свою жизнь без музыки представить можете?
И.Т.: – Я по природе футуристка, и считаю: наверное, я была бы хорошим проектировщиком, и, может быть, даже спроектировала бы себе дом на берегу Средиземного моря . Но я всегда была творческим ребёнком – танцевала с семи лет, тогда ещё в начальных классах был такой предмет «ритмика». Очень жаль, что его убрали. Дети погружены в точные науки, а как же творческое развитие? Ещё я училась фигурному катанию, мастерила поделки из сучков и шишек, шила меховые игрушки из искусственного меха, а для мордочек своим собачкам и медвежатам использовала транзисторы. И вот, я благодарна Богу за то, что в 19 лет меня «посетил» голос. Я с такой любовью сейчас занимаюсь своей работой, я так люблю петь, так люблю преподавать….
Работаю очень много – семь дней в неделю, без выходных. Любой праздник на календаре – это концерты и спектакля в театре. Когда все люди отдыхают – актёры работают. Но то, что я делаю, мне ужасно нравится! Омский музыкальный театр за 27 лет работы стал второй семьёй. Я им горжусь, у нас достойная труппа. И здесь у меня было всё – победы, горести, любовь, рождение ребёнка… Помню, как пришла сюда и как эталоном для меня были Надежда Андреевна Блохина, Маргарита Артуровна Лаврова, Ольга Михайловна Бржезинская, Валентина Алексеевна Шершнёва, Татьяна Кирилловна Луцак. С обожанием вспоминаю балетмейстера Валентину Яковлевну Тулупову, которая сама закладывала всю балетную труппу музыкального театра, ставила потрясающие танцевальные номера в опереттах.
«АиФ в Омске»: – У вас сейчас есть любимая роль в музыкальном театре?
И.Т.: – Да. Это Виолетта из оперы «Травиата», Лейла из «Искателей жемчуга», Дуэнья из «Доротеи». У меня голос – лирико-колоратурное сопрано. А в музыкальном театре в оперетте женские образы подчиняются определённым канонам. Есть героиня – у неё определённый голос, характер. Счастливая любовь ждёт её только в финале, к которому она приходит через боль, многочисленные препятствия и страдания. А есть субретка, у которой всё весело – у неё звонкий голос, она порхает по сцене и никаких проблем не знает. Когда я пришла в театр, то по всем показателям была субреткой. Но мне так понравилась героиня, что я решила – не хочу порхать! Я хочу серьёзных отношений на сцене! (смеётся) Я выбрала амплуа героини, но во мне до сих пор живёт этакий чертёнок, субреточная сущность, которая, к примеру, воплотилась в роли Долли в мюзикле «Брак по-американски» и Дуэньи в музыкальной комедии «Доротея».
О слушателях
«АиФ в Омске»: – Интересно, а вы дома партии учите? Соседи не жалуются?
И.Т.: – Когда у меня был маленький ребёнок, то все арии я учила и повторяла над его кроваткой. Он очень хорошо засыпал. Если вдруг начинал кричать – я ему сразу ещё одну арию пела. Конечно, не оперным голосом, а просто повторяла слова. Партии дома тоже учу, в основном не текст, а пропеваю вокально. Соседи у нас терпеливые. Когда учила Россини и Моцарта никак не реагировали. Но как-то мне предложили спеть с симфоническим оркестром «Сатиры» Дмитрия Шостаковича на стихи Саши Чёрного. Стихи довольно резкие, музыка Шостаковича тоже. У композитора свой ритм, в этом плане он обогнал своё время, это нечто космическое. И когда я начала всё это учить – вот тут мне давай по трубе стучать (смеётся). Я подумала – так… привыкли, значит, к Россини и Моцарту, будьте добры и Шостаковича послушать! Соседи не поняли, наверное. Кстати, в стихах Саши Чёрного как раз и была фраза: «…не понял он новой поэзии, не понял, не понял…».
«АиФ в Омске»: – У вас когда-нибудь на сцене срывался голос?
И.Т.: – Однажды было такое тяжёлое состояние, что я допевала спектакли, наверное, только на силе воли. Сжимала кулаки до такой степени, что вот здесь (показывает ладони) кровь выступала.
«АиФ в Омске»: – Какой в вашей творческой жизни был самый приятный комплимент?
И.Т.: – Однажды у нас в театре ставил спектакль «Вешние воды» Владимир Курочкин, главный режиссёр и худрук Свердловской оперетты. В это время я уезжала на конкурс Чайковского в Москву, а когда вернулась – спектакль был весь поставлен. Я посмотрела утром прогон, всё запомнила, постаралась максимально сконцентрироваться, и вечером, в костюмах и с оркестром, выполнила всё, что требовалось по мизансценам и по вокальной линии. Тогда Курочкин мне сказал: «Ну, Ира, ты гигант!». Мне было приятно (смеётся).
 |
«АиФ в Омске»: – Многие начинающие актёры считают себя гениальными, хотя, по сути, таковыми не являются. На ваш взгляд, это нормальная самооценка?
И.Т.: – Наш двигатель – это не слава. Двигатель находится в нас самих. Я буду не я, если это не спою или не возьму ту или иную сложную ноту, не выучу концертную программу. Только ты сам поднимаешь себе планку и карабкаешься до неё. Наша работа – это ежедневное доказательство своей состоятельности на сцене. Да, я могу ходить за кулисами и говорить, какая я гениальная. Многие так и делают. Но лучше всё-таки выходить на сцену и доказывать это зрителю.
Досье
Ирина Трусова, солистка Омского государственного музыкального театра, заслуженная артистка России,Лауреат Всероссийских и Международных конкурсов, Окончила Уральскую государственную консерваторию. В Омском музыкальном театре работает с 1986 года. Преподаёт в музыкальном училище им. В.Я.Шебалина, в ОмГУ им. Ф.М.Достоевского, ДШИ № 17.
Полторы недели с Маккартни. Певец Илья Викторов рассказал о меценатстве 
Вячеслав Полунин: «Мои клоуны просят взять их в Сибирь» 
Глеб Матвейчук и Анастасия Макеева: «В Омске особая энергетика»