Мы все войны шальные дети. Почему дети войны до сих пор не имеют статуса?

В последнее время патриотизм вновь в моде. Много фильмов о Великой Отечественной, в школах возрождают «Вахты памяти». Однако мало кто задумывается, что реальных участников боевых действий почти не осталось. Даже тем, кому в начале войны было по три-четыре года от роду, сегодня уже под 80.

   

   

Попроси любого из них рассказать о своём детстве – и откроется такая бездна страданий, которую ни в одной кинохронике не увидишь. И в то же время о детях войны как-то не принято говорить на государственном уровне.

Я ничего не прошу

Поразительно, но многие из переживших войну в малолетстве – на редкость скромные люди. Ходить по чиновничьим кабинетам они считают ниже своего достоинства.

– Если честно, бередить старые раны не хочется, – говорит Пётр Миронюк, житель деревни Богдановка Кормиловского района. – Война застала нас с мамой в Одесской области, отец с нами не жил. Когда пришли фашисты, мне шёл третий год. Разумеется, запомнились далеко не все события тех лет. Помню виселицы, которые немцы установили недалеко от церкви, и как регулярно сгоняли туда людей смотреть на казни. Даже когда бываю на митингах, посвящённых Дню Победы, нет-нет, да и озарит какое-то воспоминание. До слёз становится жалко людей, переживших оккупацию. Маму свою жалко, которая умерла в 1945 году от туберкулёза. Её ведь немцы и в снег, и в дождь вместе с другими местными жителями выгоняли на свекольные поля. Вот и застудила лёгкие. После смерти мамы я остался сиротой и, конечно же, попал в детский дом. Нас там таких было 600 ребятишек. И воспитателями у нас были люди, которые вернулись с войны. Поэтому к званию фронтовика у меня отношение не книжное, а личное. Это всё родные для меня люди, точно такие же, как Павел Овчаренко – последний ветеран войны в нашей деревне, недавно ушедший из жизни. Сейчас уже ни одного фронтовика у нас не осталось.

Последние ветераны

Потому-то Пётр Миронюк воспринимает как личную боль любую информацию о том, что ещё где-то остаются обиженные участники войны. Например, 99-летний ветеран из Омска Василий Король смог только через суд получить жилищную субсидию, положенную ему по закону. С аналогичной проблемой столкнулся и участник войны 87-летний Михаил Базанов из Марьяновского района, а также 85-летняя омичка Евгения Зимовец, узница фашистских лагерей. У кого-то из ветеранов нет необходимой справки, кто-то проживает вместе с родственниками – и значит, в дополнительной жилплощади не нуждается, считают чиновники. Газета «АиФ в Омске» рассказывала об этом ни раз. Хотя, по официальным данным, только в 2013 году в Омской области за счёт средств федерального бюджета улучшили жилищные условия 569 ветеранов войны.

– При таких темпах пора бы уже их всех обеспечить квартирами, – считает Пётр Миронюк. – Я, к примеру, ни в чём не нуждаюсь и ничего от государства не прошу. Но зачем ветеранов обижать?

Такого же мнения и его односельчанин Дмитрий Бычек, переживший оккупацию в трёхлетнем возрасте.    

   

– С тех пор, как завершилась Великая Отечественная, прошло уже почти 70 лет, а наше государство всё отдаёт долги ветеранам, – негодует пенсионер. – Сам я во время войны буквально чудом остался жив. Отца на фронт призвали, а мы вместе с мамой остались в Харьковский области. Мне хорошо запомнилось, как наша семья пряталась в погребе от бомбёжек. Мама всё причитала: «Если убьёт нас всех – и хоронить не надо будет!» А потом немцы стали отправлять наших жителей в Германию. Хотели и нас, малых детей, угнать. Собрали у всех родителей свидетельства о рождении и поставили в них печати с фашистскими орлами. У меня такое свидетельство до сих пор сохранилось. Я даже не знаю, зачем мы им были нужны. Работать всё равно бы не смогли. Может, опыты какие-то собирались на нас проводить? Не знаю. Слава Богу, Красная Армия погнала оккупантов на запад. Но немцы наше село всё-таки спалили, мы сначала прятались в лесу, а затем жили в шалаше из ботвы. Может, эти бедствия и не стоят никаких компенсаций? Тогда многие так жили. Я лично от советских властей никаких пособий не получал, да и от нынешних не получаю.

Каким аршином мерить?

Можно произнести тысячу громких фраз о подвигах и о любви к родине. Но если молодёжь не видит реальной заботы о людях, переживших войну, никакие слова не действуют. Так, статус детей войны до сих пор не принят на федеральном уровне, а под действие закона «О ветеранах» они не попадают. И хотя в Государственной Думе этот вопрос регулярно поднимается ещё с 2012 года, воз и ныне там. В этой ситуации местные власти пытаются хоть как-то решить эту проблему. В Иркутской, Новосибирской и других областях приняты региональные законы о детях войны. Каждый помогает, как может: где предоставят скидку на услуги ЖКХ, где – компенсацию на оплату проезда.

В прошлом году депутаты Омской области установили новую категорию льготников – сироты войны, которыми считаются граждане, потерявшие во время Великой Отечественной одного или обоих родителей. Они могут получать скидки на платные социальные услуги, в том числе медицинскую помощь. В нашем регионе таких жителей порядка 3 000 человек. С одной стороны, это хорошо, но с другой – внутри огромной социальной группы детей войны образована отдельная подгруппа. Скажем, пенсионер из Кормиловки Пётр Миронюк при желании может подать заявление на предоставление социальной поддержки, поскольку потерял родителей и воспитывался в детдоме. А вот его сосед Дмитрий Бычек в категорию сирот войны не попадает. Но каким аршином можно измерить, кто из них страдал больше? Тяготы оккупации ложились одинаково на всех детей войны. И мать трёхлетнего Дмитрия точно также могла погибнуть под бомбами, но лишь по чистой случайности выжила.

От редакции: Говорят, что признать социальный статус всех детей войны невозможно, так как их в России насчитывается около 13 млн человек. Однако столь огромная цифра складывается из того, что в эту категорию включают всех граждан, которым ко Дню Победы не исполнилось 18 лет. Но ведь никто специальных исследований на эту тему не проводил. Может быть, чиновники минтруда посчитали и тех, кто в это время находился в тылу. Тогда имеет смысл говорить не о детях войны вообще, а детях, переживших оккупацию. Статистическими погрешностями не стоит пренебрегать в столь щепетильном деле. Неплохо бы создать рабочую группу с участием депутатов и общественников, которая наконец-то определила бы, подъёмна или неподъёмна для государства социальная помощь детям, пострадавшим от войны.

Социальеная несправедливость

– Есть мнение, что многие их тех, кто, причисляет себя к детям войны, вполне состоявшиеся люди и ни в чём не нуждаются, – поясняет Геннадий Павлов, председатель городского Совета и ветеранов и пенсионеров. – Но, во-первых, стать обеспеченным человеком в России удаётся далеко не всем, а во-вторых, речь даже не о льготах и компенсациях, а о восстановлении социальной справедливости. Приведу похожий пример: мой отец погиб в 1943 году. И когда я поступил в техникум, то стипендию мне не давали, так как я получал пенсию по потере кормильца. Хотя другие студенты, у которых были отцы, стипендию имели. А ведь они поддержку от своих отцов получали, в том числе материальную. Нынешние разговоры о детях войны – из той же серии. Мол, зачем присваивать им отдельный статус, если многие из них и так получают другие льготы – ветеран труда, например? Но при чём здесь другие льготы? Это же разные вещи. Люди не только пострадали во время войны, но ещё и после неё ударно трудились.

Посмотрите на соседей

– Безусловно, дети войны испытали все лишения того страшного времени. Хорошо, что их статус стараются закрепить региональные власти, но решать эти проблемы необходимо и на федеральном уровне, – считает Константин Трушков, директор омской кадетской школы-интерната № 9. – Это прямая забота депутатов и общественных организаций. Только внимание к ветеранам и людям, пострадавшим во время Великой Отечественной войны, может стать основой для истинного патриотического воспитания молодёжи. Неплохо бы перенять опыт наших соседей, скажем, Белоруссии или Казахстана, где мы с нашими воспитанниками побывали на международном семинаре. Огромный плюс правительству этой республики, что оно определило статус детей войны. Да и в развитии материальной базы они значительно обогнали нас. К примеру, в недавнем семинаре принимали участи 17 кадетских школ Казахстана, у нас в стране такие школы можно по пальцам пересчитать.

Я – пацифист

​– Роль Великой Отечественной войны в моей жизни связана, прежде всего, с моей семьёй: родителями, дедом, – комментирует Алексей Учитель, кинорежиссёр. – Бабушку я, к сожалению, не застал – она умерла во время блокады Ленинграда. Мать, отец и дед – все они прошли блокаду. Потому для меня это и личное, поскольку я знаю об этом по каким-то рассказам, по кадрам, которые снимал отец во время блокады и после неё. Он дошёл до Берлина с камерой. Я тоже в некоторых фильмах сталкивался уже как режиссёр с боевыми действиями, когда-то служил в армии. Наверное, не смогу забыть такое упражнение, когда ты сидишь в 20-сантиметровой яме и над тобой проезжает танк. Страшно, психологически тяжело. Я, знаете, такой всё-таки пацифист. Мне всегда непонятно, как люди, которые могут ходить, улыбаться и говорить хорошие слова, вдруг превращаются в зверей и убивают друг друга. Казалось бы, после ужасов Великой Отечественной войны какая ещё может быть война, какие убийства? На любой почве. Если это продолжается, значит, уроки ещё не закончены. Мы, кинематографисты, должны об этом помнить и говорить.