Наука не о черепах. Чем антропология может помочь Омску?

«Во многих городах комфортно жить не потому, что там что-то построили, а потому, что их ещё не успели испортить», – уверен Михаил Алексеевский, городской антрополог.

О том, что в нашей стране существуют такие мифические люди, как городские антропологи, россияне практически не знают. А когда узнают, то сразу недоверчиво спрашивают: «Вы черепа изучаете, да?» Антропологи объясняют, что исследуют не черепа, а городское пространство и пытаются найти ответ на самый актуальный во все времена вопрос: где в России жить хорошо?

Михаил Алексеевский, руководитель столичного центра городской антропологии,  приехал в Омск, чтобы научить его жителей создавать пространство вокруг себя.

Обезличенное пространство

Ольга Минайло, omsk.aif.ru: Михаил, наверное, для столицы понятие «городская антропология» – вещь привычная, но в регионах о ней мало кто слышал, и уж точно люди не понимают, зачем это всё нужно.

Михаил Алексеевский: Городская антропология занимается изучением того, как жители городов воспринимают место, где живут, как используют пространство вокруг себя. В каком-то смысле это можно назвать городской этнографией, только здесь важно не то, какой национальности человек, а то, что он житель того или иного города. Результаты исследований применяются для реализации различных проектов, фактически мы изучаем целевые аудитории этих проектов. То, что в регионах об этом мало что слышали, абсолютно нормально. До недавнего времени антропология в нашей стране на самом деле была только «про черепа». И ещё несколько лет назад даже в столице о городских антропологах никто ничего не знал, хотя во всём мире их также много, как и прикладных социологов.

– Почему людям во всем мире в один момент стало небезразлично то, что происходит вокруг? Интерес к городскому пространству напоминает какой-то массовый перелом в сознании.

– Всё очень просто: в советское время пространство было в значительной степени обезличено. Это как история в фильме «Ирония судьбы…», где улица Строителей в Москве и улица Строителей в Ленинграде словно под копирку.  Это некая жилищная политика и борьба с излишествами. Людям же очень некомфортно жить в обезличенном пространстве.  И до недавнего времени население нашей страны могло самореализовываться только в пределах своей квартиры, улицу же использовали как место перемещения из пункта А в пункт Б, место, где можно плюнуть и бросить фантик. Это ведь не моё, это какая-то улица, до которой мне нет дела. Но в последние годы люди пресытились идеей собственного пространства, появился сильный запрос на пространство общественное. Хочется чувствовать себя комфортно не только дома. В Москве есть программа, в рамках которой в ближайшие несколько лет реконструируют 4 тысячи улиц. И центр, которым я руковожу, по заказу столичного правительства разрабатывает стандарты благоустройства.

– Стандарты благоустройства улицы – понятие абстрактное. Вы сами их откуда берёте?

– Когда мы начали этим заниматься, то оказалось, что никто не понимает, что такое комфортная улица ХХI века. Понятно одно: нужно выходить на другой уровень, но на какой именно? Нашей задачей было максимально проанализировать мировой опыт и учитывать специфику столицы. Потому что если, к примеру, в Лос-Анджелесе одна климатическая зона, то в Москве совсем другая. И если мы используем одинаковое уличное покрытие для этих городов, то в Москве оно может развалиться. Сложно вывести одну формулу того, как должна выглядеть современная улица. Одно дело, оживлённый проспект, другое – малая пешеходная улица, третье – переулок. К каждому типу – свой подход. Но главное, к чему мы стремимся, – улицы должны перестать быть просто транзитным пространством перемещения между домом и работой, а превратиться в комфортную среду, в которой учтены потребности разных категорий жителей. Чтобы и инвалид на коляске себя комфортно чувствовал, и ребёнок. Одна из проблем, которую мы сейчас решаем, – разработка стандартов улиц, ориентированных на прогулки с детьми. Все родители думают, что в безопасности ребёнок может быть только на детской площадке. А если он пошёл на улицу, то это уже зона риска. Поэтому улицы должны быть комфортными, безопасными и интересными. Чтобы для рёбенка это было обучающим пространством, где можно одновременно играть и изучать окружающий мир. Об этом у нас в стране никто раньше не думал.

– Но вы ведь понимаете, что абсолютное большинство людей слово «реконструкция» воспринимают в штыки. У нас в Омске, когда реставрировали улицу Валиханова и вырубали деревья, местные жители чуть ли не под бульдозер ложились. 

– Большинство жителей городов нашей страны настроены консервативно. Протестов в отношении реконструкции улицы Валиханова можно было избежать, если бы перед этим провели антропологическое исследование. В мировой урбанистике сейчас максимально стараются вовлечь жителей города в его развитие.

– Неужели во всём мире так плохо, что приходится привлекать жителей для развития городов? Власти с этим уже не справляются?

– Раньше психология у людей была такая: вот есть профессионалы, пусть они и решают, где и что строить. Но города становятся такими сложными, что профессионалы не справляются. Даже самый умный архитектор и градопланировщик не застрахован от ошибок, потому что невозможно учесть все нюансы конкретного места, начиная от экологии и заканчивая его восприятием жителями. Да, привлечение активистов делает процесс благоустройства более долгим и затратным. Но именно это помогает избегать ошибок и исключает конфликты, когда жителей просто ставят перед фактом и говорят: вот мы для вас что-то разработали и у нас есть проект. Если построить что-то ужасное,  то второй шанс может появиться только через несколько десятилетий, а людям-то с тем, что получилось, жить. Тенденция к консервативности всеобщая, но города не могут не развиваться. Если жители выступают против, значит, они не понимают, зачем им это нужно. Единственное, чему радуются абсолютно все, когда на каком-нибудь пустыре обустраивают парк. Для российских городов одна из ключевых проблем – экология и зелень. И странно, что власть редко пользуется таким ресурсом, как озеленение. Если какой-нибудь мэр или губернатор хочет стать популярным, то один из способов получить народную любовь – благоустроить парк или сквер. Беспроигрышный вариант. В отношении Омска это особенно актуально, учитывая специфику климата и большое количество пыли и грязи в городе. Массовое озеленение в середине прошлого века кардинально изменило ситуацию, это достижение нужно было беречь, но почему-то не получилось.

О городских сумасшедших

– Почему всё-таки благоустройство территорий не всегда хорошо? В чем главная ошибка? Не учитывают мнение жителей?

– В основном, да. Могу привести пример московской улицы Забелина в районе Китай-города. Её решили облагородить, превратить в пешеходную, а местным жителям это не понравилось. Оказалось, что на территории улицы по выходным устраивали ярмарки. А поскольку в Китай-городе бутиков и ресторанов много, а обычных продуктовых магазинов мало, то ярмарку все очень любили. Причём люди там не просто огурцы с картошкой покупали: это было очень важное коммуникативное место. Это история про общение, про добрососедство. Таким образом, улица Забелина вместо оживлённой превратилась в мёртвую.

Разговаривая с жителями во время исследований, мы объясняем: хотим, чтобы получилось как можно лучше. При этом есть риск, что в результате сделают наоборот, люди на нас обидятся, дескать, вы же нам обещали сделать хорошо, а в результате такая «шляпа» получилась.  Я всегда повторяю, что мы, антропологи, за добро и справедливость, хотим сделать как лучше, но наши результаты исследований идут дальше по цепочке. Однако, если мы не будем делать эту работу, то шанс получить что-то хорошее сокращается. Поэтому надо стараться как можно раньше внедриться в процесс проектирования.  И городские активисты тоже должны участвовать на всех этапах выработки концепции.

– Это притом что городских активистов чаще называют городскими сумасшедшими, и никто их не слушает.

– Да, но это ненормально. Джордано Бруно и Галилео Галилея тоже называли сумасшедшими, а чем это всё закончилось? Мне кажется, активистов в России будет появляться всё больше, а тех, кто крутит пальцем у виска, меньше. Вообще, власти очень боятся активистов. Боятся, что они придут и лягут под бульдозер или устроят несанкционированный митинг. Но приведу один пример. Мы исследовали в Москве концепцию для микрорайона Измайлово. Встретились с активистами и сказали, что хотим с ними сотрудничать. Они испугались, так как к ним никто с такими предложениями никогда не приходил. Потом дали нам подробные описания того, где нужны пешеходные переходы, где поставить лавочки и так далее. Куча нюансов, которые мы сами никогда не смогли бы заметить. Но результаты антропологических исследований нельзя использовать напрямую. Это материал, с которым должен работать далее архитектор, планировщик… Они сами, к слову, страшно радуются, когда им рассказывают нюансы восприятия города жителями. Им так проще проектировать. То есть, в итоге получаются не карты и схемы, а объёмная картинка. Удачный пример был в Кирове, когда реконструировали старую пешеходную улицу, некогда лучшую в СССР. В одном из интервью всплыло такое понятие, как «кировские сквозняки». Одна женщина рассказала, что существовали проходные дворы, которыми можно было выйти на проспект Кирова с параллельных улиц. Но когда их позакрывали, то город лишился некой свободы, течения. Потом оказалось, что это важно не только для одной женщины, но и для половины Кирова. При этом спилить замки с закрытых дворов и открыть эти «сквозняки» стоит ноль рублей ноль копеек. Нужна только циркулярная пила. Зато результат может быть очень сильным, особенно для тех, кто помнит историю города.

Ещё не испортили

– Вы можете оценить профессиональным взглядом Омск? Чего нам не хватает?

– Одна из проблем – это связанность городских территорий. По целому ряду объективных причин, в том числе и из-за водных преград, Омск сильно сегментирован. Иногда, чтобы куда-то пройти, нужно преодолевать какие-то страшные заборы, промышленные зоны, гаражи… Мне рассказали, что раньше у вас за зданием ТЮЗа была сквозная проходная зона, через которую можно было с комфортом выйти на улицу Ленина. А сейчас там страшные заборы, возле которых распивают пиво. Это типичный пример маргинализации территории. То есть, кто-то этими заборами хотел отгородиться, а в итоге вред это принесло городу в целом.

Вторая проблема Омска, на мой взгляд, нехватка  общественных пространств с чётким культурным программированием. Это, к сожалению, отголосок советского времени, когда считали, что сделать парк и сквер очень просто – нужно просто поставить скамейки. Но скамейками сейчас никого не заинтересуешь. Хороший пример – парк имени Горького в Москве. Раньше он был местом посещения не очень симпатичных ребят, которые приходили туда попить пива и поесть шаурмы. Чтобы привлечь в парк другой контингент, нужно создавать условия. В этом смысле коммерциализация парков, когда за всё пытаются брать деньги - большое зло. Нужно иметь возможность делать что-то бесплатно и получать от этого удовольствие. Например, в городе есть любители йоги. Надо предоставлять им бесплатно площадку и говорить: вот вы можете заниматься в любое время, и тут ещё рядом будет морковный фреш продаваться. И людям удобно, что они тренируются не за гаражами, а в прекрасном зелёном парке, и для производителей морковного сока это развитие бизнеса. А уж будешь ты покупать фреш или нет – личное дело.

Ещё в Омске есть недооценённый ресурс – вода. По-настоящему комфортной городской набережной у вас нет. Хотя место слияния двух рек очень красивое – такого я нигде не видел. У Омска есть свой стиль, есть сохранившееся историческое наследие. Есть даже удивительные образцы постсоветского китча – это настолько плохие здания, что в некоторым смысле они даже хорошие. Некоторые люди, самоутверждая себя в камне или граните, порой доходили до каких-то полукомических форм.

– Омск как город вообще запоминается его гостям? Или приехали-уехали, а вспомнить нечего?

– Первый раз я был в Омске в 2003 году на конгрессе этнографов и антропологов. Я был аспирантом, и меня поселили в Порт-Артуре. Вот вы сейчас улыбнулись, вы всё понимаете, а я тогда не понимал. Поэтому городская среда мне показалась ужасно некомфортной, но впечатления остались яркие. Поэтому в мой первый приезд в Омск впечатления остались только от людей – они здесь очень интересные и талантливые. Это потрясающий ресурс для города. И хочется верить, что лекции, которые я прочитал омичам про городское пространство, внесут маленький вклад в развитие региона. Я уеду, но у вас появятся люди, которые будут знать азы городской антропологии. И если хотя бы 10% от этого будет использоваться – хорошо. Потому что 10% – это больше, чем ноль.

– Вы можете напоследок назвать ваш личный топ городов с комфортной средой? Чтобы и красиво, и работа у людей есть, и парки с морковным фрешем?

– Мой личный топ состоял бы из районных центров, потому что в России есть довольно много симпатичных городов, привлекательных не за счёт того, что там появилось что-то новое, а потому что не разрушили старое очарование. Один из моих любимых городов – Каргополь в Архангельской области. Это старинный русский город, который больше похож на деревню. У него очень гармоничная городская среда, и он фантастически красив. Что касается «миллионников», то один из самых прогрессивных – Казань. В значительной степени она изменилась благодаря универсиаде и юбилею города. Сейчас  там объявлен Год парков, и власти благоустраивают все парки, следующий год станет Годом набережных. Ещё могу выделить Калугу – один из самых успешных регионов в Центральной России с точки зрения экономического развития. И здесь средства активно тратят на благоустройство. Там есть проблемы, но по этому городу приятно гулять. Ещё я бы назвал перспективным регионом Южно-Сахалинск. Его трудно считать комфортным с точки зрения городской среды, но мне комфортно туда приезжать. И с каждым годом там появляется всё больше активных людей. И Южно-Сахалинск будет меняться, потому что город достаточно богатый.

Понимаете, одна из главных проблем российских городов в том, что местные власти больше думают о развитии города в плане того, чтобы нигде ничего не текло, не сгорело, чтобы никто не умер. В общем, не стало хуже. А вопрос комфорта городской среды по степени важности оказывается где-то на 125-м месте. Понятно, если у города красивое пространство, но при этом из крана бежит ржавая вода, такой город сложно назвать комфортным. Но важно понимать, что миграция населения в первую очередь связана с развитием городов. Молодёжь уезжает туда, где ей комфортно и интересно жить. И, как правило, те регионы, которые теряют население, попросту неуютны, и жить там неприятно. Ещё один момент – часто благоустраивают только центральные части городов, а об окраинах никто не думает. Получается дисгармония. В подмосковном Одинцово, например, все деньги потратили на ремонт площади перед зданием администрации. Да, из неё сделали картинку. Но ведь при этом есть остальной огромный город, в котором плохо жить. Хотя многие города комфортные не потому, что там что-то сделали, а потому, что их не испортили ещё. Это заставляет задуматься.