– Даже если человек атеист, он всё равно должен во что-то верить: в любовь, судьбу или просто во что-то лучшее. По-другому не бывает, – уверен омский актёр и телеведущий Алексей Погодаев.
История «Язычников» началась год назад. Именно тогда актёру «Пятого театра» предложили попробовать поставить спектакль по пьесе драматурга Анны Яблонской, погибшей в 2011 году во время теракта в Домодедово. Эскизную работу показали на небольшом омском фестивале и благополучно о ней забыли. Этой весной спектакль о кризисе веры современного общества включили в афишу «Молодых театров России». Питерские критики сошлись во мнении, что омичи поставили лучших «Язычников» в стране. В этом октябре спектакль появился в основном репертуаре «Пятого театра».
Театральная встряска
– Алексей, это правда, что «Язычников» Вы год назад поставили за пару ночей в гардеробе Дома актёра?
– Да. С «Язычниками» вообще занимательная история получилось. Год назад артисты драмы Руслан Шапорин и Олег Теплоухов проводили фестиваль в Доме актёра. Олег предложил мне прочитать ряд пьес, а по одной из них сделать эскизный показ. Я согласился, но в итоге прочитать ничего не успел. Позвонил Теплоухову, а он сказал, что можно уже ничего не выбирать, так как пьеса осталась одна, остальные разобрали. Это и были «Язычники». Не скажу, что мне они понравилась. Я даже спрашивал Олега: «Может, не стоит её ставить?». Он убедил, что здесь есть в чём разобраться. С ребятами мы потратили два дня на разбор пьесы, и тогда я понял, что чем больше копаешься в этой теме, тем интереснее становится. Эскизный показ мы сделали за ночь, в гардеробе Дома актёра. Отыграли и успокоились. Потом директор нашего театра предложили устроить один закрытый показ уже на нашей сцене. Почему бы и нет? Потом «Язычников» показали на фестивале «Молодые театры России», и критики сошлись во мнении, что их нужно включать в репертуар. Так мы и добрались до премьеры.
– Ирина Алпатова, известный театральный критик из Питера, сказала на фестивале: «Я видела десятки «Язычников», которые по всей стране идут, но ваш – лучший. Спектакль, которого ещё нет – лучший». Вы такую реакцию ожидали? Всё-таки это Ваш первый режиссёрский опыт.
– Не ожидал. И очень боялся, как мы отыграем, как нас воспримет публика. Дело в том, что мы всегда репетировали спектакль ночью, так как времени больше не было, а показы шли днём. Мы играли в каком-то анабиозе, на таком нерве, что по спинам критиков я не мог понять, нравится им или нет. И вдруг такие отзывы. Чертовски приятно! Мы всё-таки с пьесой немного поработали, что-то сократили, что-то перекроили, персонажа ещё одного добавили. Премьера тоже прошла успешно. Я даже из зрительного зала спектакль посмотреть не смог. Зрителей на камерной сцене собралось столько, что пришлось наблюдать за всем из-за кулис.
– Получается, тема разрушенной жизни, перенесённая на театральную сцену, зрителей привлекает? Согласитесь, что спектакль тяжёлый, а люди в театре всё-таки по большей части хотят отдохнуть. Зачем эта чернуха?
– Я не считаю, что это сложный спектакль. Театр в последнее время как-то необоснованно взял на себя только развлекательную функцию. Многие люди спрашивают, какой спектакль посмотреть? А потом уточняют: «Вот на это сходить? А это смешно?». Они считают, что в театре должно быть смешно, но это неправильно. В театре должны ставиться пьесы, которые тебя трогают, задевают, колют, ранят, заставляют задуматься. Если в человеке после спектакля ничего не изменилось, значит, плохой спектакль. Значит, два часа своей жизни человек потратил напрасно. Если он изменился, то мы своей цели добились.
– В «Язычниках» на сцене ругаются матом – без этого обойтись не получилось? Или это уже стало нормой современного театра?
– Ненормативная лексика – это лексика, которая не является нормой. Но эта лексика, по-моему, в нашей жизни давно стала нормой. Мы не обращаём на неё внимания, но в театре на это глаза не закроешь. Ты сидишь и слушаешь. Я перед спектаклем вышел в зал и предупредил, что мат на сцене будет. Было бы неправильно не сказать об этом зрителям заранее. Кстати, ненормативную лексику мы честно пытались убрать и оставили только у одного персонажа, потому что без мата смысл самого персонажа бы потерялся. На премьере я наблюдал за зрителями, а первые два ряда были исключительно из женщин старшего возраста, и думал: как они отреагируют? И знаете, их не корёжило. Хотя одна женщина отводила глаза, видимо, ей было неудобно. Но, если вам на спектакле неловко за персонажа – это хорошо! Потому что если комфортно, то это ты телевизор смотришь. И если люди из театра выходят, а их трясёт, то и это здорово! Значит, с тобой что-то происходит. Пора уже начать задумываться в театре. На последнем спектакле у меня в зале стояла камера. Я потом послушал, что люди говорили, когда показ закончился. Молодёжь той самой ненормативной лексикой выражали свои чувства. Кто-то говорил, что шокирован. Шок – это хорошо! Это такой дефибриллятор, который встряхивает человека.
Исповедь по правилам
– «Язычники» говорят про кризис веры у человека. Вы при работе над спектаклем ответили себе на вопрос, почему у нас люди не верят ни в чёрта, ни в Бога?
– Это первое, о чём я задумался, после прочтения пьесы. Так получается, что вопрос веры возникает у человека постоянно. Но сегодня человек верит только в том случае, если происходит чудо. Разверзлась пучина морская перед Моисеем? Вот! Народ поверил. Вера правильная, чудо же произошло. Но что есть Бог для каждого из нас? Вера заключается не в том, сколько раз ты в церковь сходил. Что и кому ты доказываешь, поставив свечку? Человек зачастую в это не верит. Он просто знает, что если сделать какой-то порядок действий, то и результат будет. Разве это вера? Нет. Если просишь у Бога героического поступка, то он не делает тебя героем, а даёт возможность проявить себя. Дальше дело за тобой. И никакого чуда в этом нет, ты сам его делаешь. Мы пытаемся сказать, что Бог есть любовь. Любовь к ближнему, к своим родным, к тем, кто рядом. К самому себе. Когда у человека в жизни что-то рушится, он часто обращается к Богу. Но как редко говорят: «Господи, спасибо тебе за то, что у меня в жизни всё хорошо!». Потому что, если хорошо – это твоя заслуга. И в «Язычниках» главная идея, чтобы люди обратили внимание друг на друга. И дочь в спектакле не прыгнула бы с балкона, если бы её вместо того, чтобы мучить институтом или церковью, просто спросили: «А что случилось?». Это одна из основных проблем нынешнего поколения. Мы стали невнимательны друг к другу. Если после спектакля хоть один человек выйдет из зала, позвонит маме и спросит: «Мама, как дела?», значит, мы не зря отыграли.
– Так во что или в кого всё-таки должен верить человек? В Бога? В любовь? В себя?
– В любовь. В то, что не всё так плохо, как кажется. Даже если человек атеист, он всё равно должен во что-то верить: в любовь, судьбу или просто во что-то лучшее. По-другому не бывает.
– Вы сами во что верите?
– В то, что существует некая программа, которую человек всё-таки в силах изменить. Всё, что даётся свыше – это выбор. Человек постоянно стоит перед выбором, и от того, какой дорогой он пойдёт, зависит его жизнь. Наверное, определённая судьба у каждого есть.
– На Ваш взгляд, существует какая-то возрастная граница, после которой человек невольно начинает задумываться о вере и о судьбе?
– Есть хороший анекдот о том, как умирал философ, а вокруг него собрались ученики и спросили: «Что такое жизнь?». Учитель отвечает: «Жизнь – это река». На вопрос: «А почему река?», философ сказал: «Ну или не река…». Вот и весь смысл. Начинать задумываться об этом нужно рано. Особенно в наше время. Я в ужас прихожу от современных детей. От того, что творится в школах. Я понимаю, что причина в институте семьи, и дети не виноваты, что их так воспитывают. Они и учителей могут послать по матушке, потому что нет авторитетов. Дети стали жестокими, но началось всё не вчера и с годами только прогрессирует. Я иногда думаю: ну когда же это закончится? У нас на фестивале «Молодые театры России» на спектакле сидел десятилетний мальчик с папой. И папа весь спектакль ему что-то объяснял. Мне хотелось подойти и спросить, зачем он это делает? Ребёнок в свои десять лет поймёт спектакль так, как поймёт, портить ему впечатление не нужно, навязывать своё мнение.
– Алексей, вот мы говорим о современных язычниках как о бездуховном обществе потребителей в целом. Но если говорить о язычестве в прямом смысле, то в последние годы возвращение к славянским традициям стало какой-то модой.
– В том-то и дело, что модно, а смысла в это никто особо и не вкладывает. Я искренне надеюсь, что хоть некоторые люди, увлекающиеся славянскими традициями, верят в них. Пусть хоть во что-то верят! Не умеешь молиться? Молись своими словами. Не обязательно для этого идти в церковь. Однажды я, как верующий человек, христианин, пришёл в храм и спросил, как можно исповедоваться? У меня спросили странную вещь, правильно я хочу исповедоваться или нет? Если правильно, то нужно две недели поститься, каждый день читать молитвы, ходить на службы, в общем, потратить на это пару месяцев. Если неправильно, то приходите завтра в семь утра. В чём разница?! Я не понимаю. Мне кажется, вера не зависит от того, сколько раз ты сходил в церковь и поставил свечку, потому что так надо. То, что модно, к истинной вере отношения не имеет. У нас существует столько религий и субкультур, но истинная вера в другом. Это как у Шукшина: нужно просто остановиться и обернуться. Выдохнуть и подумать, что есть я и зачем я сюда пришёл.
Чехов в голове
– Кстати, переквалифицироваться из актёра в режиссёры получилось сразу? Легче быть внутри спектакля, на сцене или руководить им из зрительного зала?
– Это несопоставимые вещи, хотя ответственности у режиссёров больше. Если спектакль не получился, то всегда можно сказать, что виноваты актёры. А если получился, то режиссёр молодец. У меня всё наоборот. Мы с ребятами спектакль сочиняли вместе, это ведь живой организм. Если говорить, что будет так и никак иначе, то это дрессировка, а не режиссура. В таком случае можно людей с улицы набрать и сказать, куда им идти и как повернуться на сцене. Я считаю, что если спектакль не получился – виноват режиссёр. Если получился, то мы молодцы. И я не очень люблю, когда перед началом спектакля выходят режиссёры и пытаются зрителям объяснить, что, дескать, сейчас вы увидите вот это, а сказать мы хотели это. В таком случае, у тебя ничего не получилось. Всё, что я как режиссёр могу сказать, я делаю с помощью спектакля. Кстати, у меня сначала в «Язычниках» тоже была роль, я думал, что знаю, как надо выйти и сыграть, но… Фиг! Не получается посмотреть спектакль изнутри и из зрительного зала одновременно. Это как в фильме «Формула любви» – прогуляться на двух конях – седалища не хватит. Нужно выбирать что-то одно. Я вот недавно смотрел программу «Голос», там девушка одновременно пела и на арфе играла. Ты уж выбери что-нибудь одно: или пой, или на арфе играй! Так и в театре. А когда я на сцене и в зале, и тут, и там, и вся слава мне… Чушь.
– После первой режиссёрской работы что-то ещё хотите поставить?
– Есть определённые идеи. Например, у меня сейчас Чехов в голове. Есть инсценировка, которую я написал, и теперь всё время хожу и думаю, что в ней можно ещё поменять? Почему Чехов? Это тот автор, который современен всегда. Другое дело, как его поставить. Потому что поставить Чёхова можно очень скучно.
– Вы, как телеведущий, можете оценить современное телевидение? Куда оно катится? Негатив и жестокость – это ведь то же из ящика.
– Это скорее вопрос воспитания. Если мне не нравится канал НТВ, то я его переключу, потому что сейчас есть выбор. Это не две кнопки в телевизоре, как было раньше. Я выбираю, какие передачи смотреть моему ребёнку, но когда он вырастет, то его выбор будет зависеть от того, что я в него вложил. Вообще телевидение сейчас уходит на второй план. Интернет – вот это бич, с которым надо бороться. Но здесь мы опять говорим о внимании к своим детям. У меня сын каким-то образом находит на ютубе ролики, которые ему нравятся и смотрит. Не понимаю, как он это делает в 2,5 года?! Я иногда ему вместо этого включаю советские мультики. Я к нему внимателен, нужно обращать внимание на человека, за которого ты в ответе.
– Многие родители говорят, что никогда в жизни не пожелают своему ребёнку заниматься тем же, чем и они. Но с наследственностью порой ничего не поделаешь. Если сын захочет стать актёром, Вы ему что скажите?
– Если он будет рваться в актеры, я не буду говорить, что это чудовищная профессия и не буду ложиться поперёк входа в театральное училище со словами: «Не пущу!». Если нравится театр, то нужно пробовать. Нам будет, о чём поговорить. Хотя у меня сейчас сын не может сидеть на месте, когда играет музыка, он начинает танцевать. У себя я такого никогда не замечал. Он пинает мяч так, что тот летит строго вперёд, а у меня так никогда не получалось. Вот в кого он такой? Так что, если сын захочет заниматься футболом, то пусть занимается. Главное, чтобы человеку это было интересно. У меня просто есть показательный пример, когда к нам в программу на телевидение пришла семья скрипачей. Все пятеро детей играли на скрипке, потому что это была папина мечта. Их преподаватель в музыкальной школе сказала мне, что дети, конечно, чудесные, но вот тому маленькому скрипка не нужна. Он в футбол хочет поиграть, а его инструментом мучают. Потому что папа сказал, что он будет скрипачом. Его корёжит, но он пилит себе на этой скрипке… Зачем? Человек ломает себя и ему от этого плохо.
– Кстати, а у вас с папой как было? Он, как режиссёр, по своим стопам не пытался направить?
– Нет, хотя в детстве меня отдали в музыкальную школу по классу фортепьяно, чему я очень рад, так как сейчас могу играть практически на всех инструментах, которые издают звуки. В музыкальное училище я не пошёл, но в жизни эти знания пригодились. Я сделал выбор в пользу театра и папа одобрил. Хотя сейчас студенты на актёрских факультетах говорят о том, что их родители против того, что они выбрали такую специальность. Но если им хочется – пусть учатся! Другое дело, когда они прекрасно понимают, что никогда в жизни актёрами не будут, им просто нужен диплом. Так получилось, что актёрский факультет у нас находится в ОмГУ. Если у тебя спросят, какой у тебя диплом, ты не скажешь, что театрального училища. Ты скажешь «ОмГУ», и вопрос о специальности не возникает. У нас как в стране бывает? Высшее образование есть? Есть. А какое никого не интересует.
– Вы после окончания вуза уже восемь лет играете в «Пятом театре», а никогда не хотелось поменять его на что-нибудь другое? Предложения от других театров были?
– Были. Но… тут даже дело не в привычке. В «Пятом театре» есть возможность поработать с разными режиссёрами, что-то сделать самому, чего, наверное, нельзя сделать в академическом театре. Мне тут нравится, почему я должен отсюда уходить? Здесь комфортно и хорошо.
Досье
Алексей Погодаев – актёр, телеведущий. В 2005 году окончил факультет культуры и искусств ОмГУ им. Достоевского. В этом же году был принят в труппу «Пятого театра».