Четвёртый всероссийский фестиваль моноспектаклей «ЧАТ» снова притягивает людей в Драматический лицейский театр. Все представленные работы абсолютно разные – среди них и ASMR-постановка Пятого театра «Одиночество», и лирическое «Материнское поле» по Айтматову, и «Новеченто», переосмысление «Легенды о пианисте» от щукинцев.
Среди лирики, иронии и постмодерна особняком стоит написанная знаменитым ирландским драматургом-абсурдистом Сэмюэлом Беккетом «Последняя лента Крэппа» (16+), постановку которой привёз Брянский театр драмы имени А.К. Толстого. Эта история далеко не для всех, и именно этим она привлекает своё внимание.
Полный Крэпп
Действие всего моноспектакля проходит в одной комнате. Именно эта комната и является местом накала страстей главного героя – Крэппа. Роль изучающего самого себя старика исполняет Заслуженный артист России Михаил Кривоносов. Кажется, он слишком опрятно выглядит для такой роли – но это отнюдь не портит общую картину, а лишь несколько её изменяет. В исполнении Кривоносова старик выглядит менее ветхим, чем это задумано, и более эмоциональным. Казалось бы, с таким образом у истории даже мог бы быть оптимистичный финал, но всё не так прозаично.
Надо учитывать, что «Последняя лента» – это произведение в большой степени автобиографическое. Те людские образы и события, что мелькают на протяжении всей постановки, были взяты Беккетом из его собственной жизни, вот только личные реминисценции автора искажены до неузнаваемости.
Коробка третья, катушка пятая
Михаил Кривоносов в этой постановке преображается в усталого старика, который вот-вот рассыплется. Зритель наблюдает за тем, как он в полной тишине бреется и чистит зубы. Затем он начинает готовить себе яичницу на электроплитке, судя по поднимавшемуся над сковородой дымку, и делать другие свои дела. Процесс постоянно разбавляется прикладыванием к бутылке виски. Изучив гроссбух, старик внезапно оживляется, достаёт заветную катушку плёнки, ставит её на магнитофон и включает. Магнитофон выступает в роли проводника Крэппа в его собственных воспоминаниях, которые были записаны на многочисленные катушки ленты.
И далее зритель погружается в них. Крэпп уходит в них даже не на один уровень вглубь, слушая свои же собственные рассуждения многолетней давности о самом себе из ещё более отдалённых времён. Старик временами усмехается, отвечая на обращённые к самому себе вопросы. Он отрицает и отвергает всё то, что с ним было.
В полумраке сцены голосом из магнитофона звучат опасения, предположения. Смешиваются любовь и секс, траур и празднество. Старик, прослушивая всё это, периодически останавливает запись. Только делает он это, в отличие от первоисточника, с какой-то неприязнью или даже ненавистью, очень резко и неожиданно. Наконец он встречается с одним из, кажется, важнейших воспоминаний своей жизни. И, столкнувшись с ним, прежде немногословный Крэпп расходится тирадой с осуждением самого себя, записывая новую катушку. Столкнувшись со своими воспоминаниями ещё раз, он отбрасывает их окончательно.
А в чём абсурд?
Тёмный и тусклый антигерой Крэпп сам по себе является воплощением абсурда. Во всех его записях прослеживается негативное отношение к прошлому себе, но только зритель может сделать выводы о том, насколько плох он стал под конец собственной истории. Старик отрицает своё прошлое, причём достаточно пассионарно – Кривоносов своим неожиданным криком в микрофон вполне мог выбить зрителям барабанные перепонки. Отрицает он также и своё будущее, точнее, отрицает возможность его существования. Главный герой не ощущает своей связи с воспоминаниями, будто они никогда и не были его.
Развязка истории вызывает множество вопросов. В частности – а не фикция ли это всё? Но тогда вся показанная рефлексия, весь монолог и весь текст, написанный для Крэппа, даже сама эта история становится полной бессмыслицей. И это полностью объясняет её смысл. Любому любителю театра, кого судьба заведёт в Брянск, стоит посетить местную драму и посмотреть этот моноспектакль. Тот, кто увидит всю глубину этой пронизанной противоречием на экзистенциальном уровне постановки, запомнит её навсегда. Однако зритель не увидит в ней того, что хотел бы увидеть – во всех смыслах этого слова.