Омск. 23 мая – АиФ-Омск. Слово «феминизм» Мария Арбатова узнала ещё во время перестройки. С тех пор она и пытается избавить нашу страну от гендерных стереотипов.
Женщина – социальный инвалид?
– Мария Ивановна, как всё-таки женщины должны бороться за свои права? Цивилизованным способом не у всех получается, некоторые дамы с голой грудью на людей бросаются…
Мария Арбатова: – Когда вы говорите про голую грудь, вы имеете в виду украинскую организацию «Фемен»? Но она никакого отношения к феминизму не имеет, права женщин не защищает, а просто выполняет заказные политические акции. Девушки просто прибегают куда-нибудь, показывают сиськи, все со страхом и разбегаются. Причём не важно, кто, патриарх или Путин. Настоящие феминистки борются не только права женщин, они защищают человека от гендерных стереотипов. Как мужчин, так и женщин. Как всё цивилизованное человечество, я вкладываю в феминизм короткую статью декларации прав человека, которая гласит, что ни один человек не может быть дискриминирован по своей расовой, половой или религиозной принадлежности. Кстати, наша страна ещё не в самом плохом положении находится. В азиатских странах женщины котируются на уровне домашнего животного. После этого смотришь на Россию и говоришь: «Вау, в нашей Конституции хотя бы декларировано равноправие!». Но любое общественное движение надевается на национальную историю и национальный характер.
– И что больше всего возмущает женщин в России?
М.А.: Поле деятельности русского феминизма – власть, рынок труда, бытовое и сексуальное насилие, алименты, контрацептивы. В нашей стране дискриминируют женщин при попадании в большую политику, которых туда не пускают в силу патриархальных традиций. Дискриминируют и на рынке труда. То есть, пока вы молодая и хорошенькая, вас рассматривают не с точки зрения, какой вы специалист, а с позиции – можно ли с вами интригу закрутить? Или – родите вы в будущем или нет? И самый страшный день для молодой женщины, когда её беременность становится заметна. В этот момент начальник и остальной коллектив считают её предательницей. Женщина превращается в социального инвалида.
Следующая проблема – отсутствие реального закона об алиментах. У нас целое поколение в стране выросло без алиментов. Как только этот закон поднимают в Думе, то выясняется, что львиная доля депутатов не будет за него голосовать, потому что у них… везде дети!
Бытовое и сексуальное насилие – ещё один больной вопрос. У нас закон защищает не жертву, а насильника. Потому что в нашей стране обвинительная часть в этом законе находится в частном обвинении, а во всех цивилизованных странах – в публичном. Объясняю: вот, например, муж Ваня дал своей жене Маше по физиономии. Она вызвала полицию, написала заявление, которое является инструментом обвинения. Если муж жене ничего не сломал, то его не изолируют, он возвращается обратно, и всё повторяется. В стране нет убежища для жертв домашнего насилия, от которого ежегодно погибает порядка 15 тысяч российских женщин. В ту секунду, когда мужчина ударил женщину, должно вступать в силу не её частное обвинение, а публичное. То есть на крики о помощи полиция выламывает дверь, и этого парня увозят. Знаете, есть определённый патриархальный стандарт, согласно которому насилие не считается каким-то душераздирающим преступлением. Но согласно статистике кризисных центров, из 10 школьниц, подвергшихся насилию, 8 пытаются покончить с собой в ходе следствия. Потому что им приходится по десять раз пересказывать травмировавшую ситуацию.
– Знаете, у нас тут в Омске просто массовая истерия по поводу суицидов, и сексуальное насилие тут не причём. Каждую неделю подростки 12-15 лет то вешаются, то из окон прыгают. Что с детьми происходит?
М.А.: – Происходит то, что родители детьми не занимаются. Недавно по всей России делали опрос на тему: сколько времени родители проводят со своими детьми? Оказалось, что среднеарифметическая цифра – 15 минут в день. Представляете, что это такое? Родители не занимаются детьми. Это то поколение мам и пап, на психике которых оставила свой след перестройка. И дети, с которыми общаются 15 минут в день, никому не нужны. И кончают они с собой от того, что никто их не держит за руку. Ещё одна жуткая статистика – только 8% россиян читают своим детям вслух. Все остальные предпочитают дать ребёнку поиграть в компьютер или посмотреть телевизор. Вот и получается, что в переходном возрасте ребёнок остаётся один. В этом возрасте они психологически беззащитны так же, как и маленькие дети.
– И при том, что они психологически беззащитны, Вы выступаете за введение полового воспитания в школах. Но это же полный бред, если начать рассказывать детям на уроках про секс…
М.А.: – Когда мы начинаем говорить о контрацепции, то тут же прибегают священники с крестом и кричит о том, что рожать нужно столько, сколько Бог дал. Кончается тем, что аборт молодеет. Хотя если бы РПЦ не мешала вести в школах нормальное половое просвещение, то этих проблем бы не было. Половая жизнь – это право подростков, это их тело. Разумеется, если они всё делают по взаимному согласию и со своими сверстниками.
Про армию и рабство
– Возвращаясь к феминизму не могу не спросить: бороться – это вообще женский путь? Ну ведь не в том женское предназначение?
М.А.: – Вы озвучили мифологему: не бывает женского или мужского пути. Понятие женственности и мужественности – это патриархальный стереотип. В нормальной голове таких разделений нет, все рождаются одинаковыми, но общество нас деформирует. Что значит женский путь или не женский? Если человек по своим психофизическим данным и особенностям борец, то неважно, какого он пола. Вопрос в том, чтобы общество дало возможность реализовать то, с чем ты рождаешься. Один из наших способов борьбы – просвещение. Я же не с гранатой за кем-то бегаю. Борьба и просвещение в этом контексте – тавтология.
– Но ведь борются обычно с кем-то, а просвещают кого-то…
М.А.: – Бороться со стереотипами, а просвещать мужчин и женщин. Все признаки, которые патриархальное общество приписывает мужчинам, – мужественность, жёсткость, решительность – качества общечеловеческие. И, как правильно отмечают женщины, родить ребёнка, особенно в условиях не очень цивилизованной страны, это как пройти три Афгана.
– Вас послушать, так у нас в стране страдают одни только женщины, а мужчины вообще ни о чём не думают.
М.А.: – Родиться мальчиком вообще труднее – больше осложнений при родах случается. Когда мальчики подрастают и идут играть в песочницу, то его тут же начинают тренировать на насилие – «Расти мужиком, отбери своё ведёрко!». И всё это независимо от того, родился он агрессивным или нет. Если он спокойный и тихий, ему уже в песочнице объясняют, что он лох и неудачник. Но у него психофизика другая. То, что написано у вас в паспорте в графе «пол», заставляет чувствовать себя неудачником, если вы, к примеру, мальчик, и хотите вышивать крестиком. Или, например, девочка, но мечтаете прыгать с парашютом. Все эти стереотипы приводят к тому, что с 16 до 20 лет гибнет огромное количество парней: подрался, схватился за нож, пьяный упал с моста, убил из-за девушки…
Дальше мальчики попадают в армию, которая сегодня с точки зрения правозащитной логики является узаконенным рабством. В нашей юридической культуре человека ограничивают в свободе только тогда, когда он совершил преступление. По нашему законодательству мальчика как бы наказывают за то, что он родился мальчиком. Вот вы выросли, вам исполнилось 18 лет и вам говорят, что нужно приносить присягу, брать винтовку и стрелять. Это чудовищно – жить с приговором, что если ты не поступил в вуз, то тебя загребут в армию. Я это как мать двоих сыновей говорю. Я знаю, какой это ужас, когда приходят повестки, а вы не военный человек по своей сути. В цивилизованном обществе армия может быть только контрактная и двуполая. Когда начинается патриархальная пурга о том, что не пойдёшь в армию – не вырастешь мужиком, то имеется в виду, что военно-промышленный комплекс хочет, чтобы его продолжали кормить бесплатной рабочей силой.
Армия – инкубатор уничтожения мужского народонаселения. Оттуда если пришел живым, то обязательно с заниженной самооценкой. После армии вообще нужно проходить психологическую реабилитацию. Мальчики в полной растерянности после службы – кому они подарили целый год? Воином за это время всё равно не станешь. Когда у нас была война с Грузией, солдаты в камеру говорили, что у них суперсовременный танк, в котором 250 кнопок, но они знают только две. Когда после армии мужчина становится мужем и отцом, то общество воспринимает его как добытчика. Если он, к примеру, зарабатывает меньше своей жены, то чувствует себя виноватым. Но он никому ничего не должен! С 40 до 50 лет у мужчин вообще сносит крышу. Мужской климакс происходит гораздо тяжелее, чем женский. Мужчинам кажется, что в этом возрасте они должны, как и раньше, нести такие же нагрузки в спорте, сексе, по части выпить и по части «я всё могу, я самый главный». Организм не справляется. Вот он – абсолютно здоровый молодой мужчина, а потом вас вдруг зовут на его похороны.
У нас в стране если дожил до 60 лет, то доживёшь до 90. Но общество не говорит о том, что надо беречь себя в опасный период с 40 до 60 лет. Среди моих подруг есть вдовы, потому что их молодые, здоровые и ничем не злоупотреблявшие мужья одномоментно сгорели – не умели отдыхать. Кстати, опрос среди американских женщин показал, что самый счастливый возраст у них наступил после 60 лет. У мужчин же эта цифра – 35. Почувствуйте разницу.
Интеллект в ногах
– Вы можете сравнить положение женщин в разных городах России? Кому тяжелее – жительнице Сибири или Москвы?
М.А.: – Положение женщин в городах зависит от них самих, от организаций, которые они создают. Вы ведь понимаете, что даже самые хорошие мужчины никогда не будут сами по себе защищать права женщин. Хотя в истории России был период в 60-е годы XIX века, когда Кропоткин, Чернышевский, Пирогов, будучи интеллигентами и духовными лидерами страны, занимались женскими вопросами. Чернышевский пропагандировал свободу брачных отношений. В хорошем смысле, когда женщина могла выбирать, потому что до революции её никто особо не спрашивал, хочет она замуж или нет.
Сибиряков же я знаю очень хорошо, мой первый муж родом из Кемерово. Я прожила с ним 17 лет, и он всё время повторял, что настоящие люди живут в Сибири, а вы тут в Москве все «фу». Конечно, в маленьких городах люди более открытые и менее испорченные. Самое главное, что друг для друга более персонифицированные. У меня была история, когда на одном круглом столе встала женщина и начала говорить голосом моей подруги. Я потом к ней бросилась и спрашиваю: «Ты почему блондинка?». Она: «Я уже пять лет белая…». Я пять лет не могла с ней встретиться! Это ужасно, когда человек в мегаполисе проводит огромное количество времени с людьми, которые ему не нужны. Другая моя подруга, начмед крупнейшего медицинского центра, восемь часов в день работает топ-менеджером и 4 часа водителем. Эти 4 часа жизни просто отправлены в космос. Вы их в регионах проживаете, а мы – перебиваемся. В пробках, в метро. Если посчитать, как сжигает свою жизнь средний москвич, то вы просто счастливые люди.
– Вы хотите, что президентом в России была женщина?
М.А.: – Президентом должен быть профессионал, который выиграет выборы демократическим путём. Кстати, женская аудитория за женщин не голосует. Это патриархальный признак холопской отсталости. Холопы за холопов не голосуют. Дескать, я сама босая и беременная у плиты сижу, и ты должна быть такой же. Это противное свойство наших женщин. Более того, у нас в стране ненавидят успешных женщин и ненавидят сами женщины.
– То, что в Госдуме мало женщин, это плохо?
М.А.: – Это не самое страшное. Страшно то, что Дума у нас техническая и, по сути, однопартийная. Произошло это в результате пофигизма жителей нашей страны. Любые нарушения на выборах и фальсификация возможны тогда, когда голосовать ходит небольшое количество людей. Это я вас говорю как человек, который сам баллотировался три раза.
– В последнее время в Госдуме можно увидеть знаменитых спортсменов и артистов, нежели реальных политиков. Чего они туда рвутся? Им там мёдом намазано?
М.А.: – Многим на эту Думу абсолютно фиолетово, люди приходят туда ради неприкосновенности, лоббирования собственных интересов. У нас в Думе немало женщин, но там сидит какая-нибудь Кабаева, у которой весь интеллект в ногах. Хотя если вы думаете, что Третьяк больший политик, чем Кабаева, то вы ошибаетесь. Помню, что когда он пришёл в политику, на какой-то тусовке его спрашивают, не устаёт ли он в Думе? Он отвечает: «Нет. Нам с утра показывают одну бумажку, на которой написано, за что голосовать, и вторую бумажку, на которой объясняется как». Нарушений в этом нет, если партия так решила. Но возникло это потому, что людям всё пофигу. Есть замечательное выражение о том, что нет ничего более благодарного, чем занятие политикой в стране халявщиков.
– Мария Ивановна, на Ваш взгляд, современные политики должны выходить в свет со своими жёнами? У нас новый губернатор Виктор Назаров руководит регионом уже год, а со своей женой показался на публике только однажды, на выборах. Нужно ли сопровождать мужа?
М.А.: – Есть психологические исследования, по которым первые лица государства, не важно, кто они, китайские мандарины или американские президенты, определяют институт семьи в стране. Во времена Сталина примерный образ советской семьи: мужчина – деспот, женщина – жертва. В эпоху Брежнева всё было более гармонично. Его жену хоть и мало видели, но все понимали, что там какая-то правильная тётка. У Хрущёва была потрясающая супруга, и у Ельцина. Ещё я очень уважаю Людмилу Путину. Есть поговорка, что хорошего мужа делает жена. То есть жена для мужчины политика – невероятный ресурс пиара. Что касается супруги вашего губернатора, то ей просто надо найти хорошего психолога и пиарщика. Это всё решаемые вещи.
– Кстати, Вы априори считаете, что все женщины согласны с вашим мнением? На тех же мастер-классах, наверное, Вас критикуют. - У меня волос на голове меньше, нежели мастер-классов, которые я провела в стране. Хотя никакой уникальной методики у меня нет. На критику я никак не реагирую. У меня есть своя жизнь и своя миссия. Как говорил Достоевский, если ты идёшь к великой цели и будешь отвлекаться на каждую лающую собаку, ты до цели никогда не дойдёшь. В этом смысле я, что называется, отвечаю за базар. Так сложилось, что право говорить то, что думаю, я наработала в тяжёлых условиях.
– Скажите тогда правду про наш город. Вы здесь провели не так много времени, но всё равно, наверное, что-то успели оценить?
М.А.: – У вас в Омске много вещей, которые не догоняют своё время. Почему-то сюда не докатились приметы постиндустриального общества. Например, мы остановились в тихой и приятной гостинице. Но номер выкрашен в такой безжизненный цвет, которым, наверное, красят только столовые в тюрьмах и морги. Это нечто среднее между бирюзовым и зелёным. При этом душераздирающем цвете всё остальное в номере из гобелена. Хочется дать кому-нибудь пять тысяч рублей, чтобы в гостиничных номерах поклеили самые дешёвые обои в цветочек. Что вообще означает эта ситуация? То, что человек, который строил гостиницу, не позвал дизайнера. Или заходим в Омске в кафе, которое, по сути, для бабушек с внуками. Но там в обеденное время была такая быдлоганская дискотека!.. Я уже молчу про качество еды, хотя приготовить картофельное пюре с куриной котлетой и обезьяна сможет. Вот это всё называется качеством жизни.
Кстати, я ещё была в ресторане «Колчак». Так, как он выглядит снаружи – умереть не встать! Даже если специально захочешь спародировать стиль, то такой квинтэссенции шизофрении специально не придумаешь. Внутри всё очень симпатично. Видно, что сюда позвали хорошего дизайнера. Но когда в английском пабе над столами висят шлемы и футболки вашей хоккейной команды – тушите свете. Ещё и статуя Колчака рядом. Это всё равно, что сверху пирожного селёдку положить. Я представляла это место как ресторан, стилизованный под эпоху Гражданской войны. На деле оказалась смесь английского паба со спортивным китайским клубом. Столько не выпить, чтобы такое придумать.
– Что есть в Омске, чему могли бы позавидовать?
М.А.: – Окунево. Вы должны гордиться, что живёте в таком крутом месте. Моя подруга, писательница Лариса Васильева, сказала, что пишет книжку про этот энергетический пуп земли. Знаю, что у вас проходит фестиваль «Солнцестояние», что является довольно серьёзным мероприятием. В России сейчас большое количество людей, которые пытаются вернуться к корням, потому что, по моему ощущению, у нас нет такого христианства, как в Европе. Любая религия надевается на готовый менталитет. И всё равно мы с вами плюем через плечо, верим в домовых, ставим ёлку на Новый год… И церковь ничего с этим сделать не может. С возрождением язычества церковь ничего сделать не может. Но тут одно другому не мешает. Подобные инициативы в вашем регионе нужно поддерживать. Всё, что происходит вокруг аномальной зоны в Окунево, важный момент эмоционального и духовного возрождения. Так что мы вам завидуем, в Москве такого нет.
Досье
Мария Арбатова, российская писательница, телеведущая, публицист, активная деятельница феминистского движения. Член Союза писателей Москвы и Союза театральных деятелей России. Автор 14 пьес, поставленных в России и за рубежом, более 20 книг, а также около 70 публицистических статей. Родилась в 1957 году во Владимирской области. С 1996 года работала в многочисленных пиар-проектах и избирательных компаниях в качестве политического психолога. Около пяти лет была политическим обозревателем «Общей газеты», шесть лет работала соведущей в женском ток-шоу «Я сама».
Собрать Россию в один пазл: Энтузиаст вознамерился объехать всю страну с великой целью 
Сергей Доренко: «Сибирячки клёвые, но страшно ревнивые» 
Сергей Галанин: «Дай человеку мягкое кресло и красивых секретарш – станет сволочью!» 
Кристина Корлякова: Дауншифтинг по-омски или Куда приводят мечты 
Митя Фомин: «Горжусь, что родился в Сибири, но жить здесь невозможно»