Церковнослужитель, психолог, доброволец СВО, волонтёр, общественник. Это всё об одном человеке – омиче Михаиле Безрукове.
Ему чуть за 30, а его житейской мудрости можно по-доброму позавидовать. Все знания, полученные в теории, он закрепил на практике. Он всегда там, где велит ему быть его сердце, где людям нужна помощь.
Буквально вчера он был «за ленточкой», сегодня на гражданке, но не теряет связь с боевым братством. Здесь, по словам Михаила, поддержка бойцам нужна не меньше.
Начать с себя
Omsk.aif.ru, Ирина Аксёнова: - Михаил, зачем вам, человеку, владеющему целым багажом знаний в различных сферах, понадобилось идти на СВО?
Михаил Безруков: - Во-первых, я считаю, что получать знания, не применяя их на практике, бессмысленно и неправильно. Во-вторых, я занимаюсь общественной деятельностью, мне приходится часто проводить уроки мужества. Когда ты рассказываешь людям про добро, честь, героизм, про подвиги соотечественников, принимавших участие в боях, а сам остаёшься в стороне от всего этого – это как-то неправильно. Надо соответствовать тому, что ты несёшь в массы.
- Похоже вы - перфекционист?
- Есть правило - быть, а не казаться. Раньше я искал примеры героев вовне, пока не понял, что героев недостаточно, в нашей истории их было больше. И надо не от других требовать каких-то доблестных поступков, а начать с себя. Я не совершил подвига, но стремлюсь к этому и призываю к этому каждого гражданина РФ. Сейчас лучше всего проявить себя в поддержке участников СВО. Для этого не обязательно отправляться на передовую, можно внести свой вклад в приближение победы, занимаясь волонтёрской деятельностью, оказывая гуманитарную помощь. Это тоже своего рода маленький подвиг.
- Ваше желание отправиться «за ленточку» родилось интуитивно или обдуманно?
- Мысли всегда приходят моментально, а действия - с опозданием, потому что их тормозят внутренние сомнения. Прежде чем впервые отправиться в освобождённый Мариуполь весной 2022 года, у меня были трёхнедельные метания. Первые две мои командировки были в качестве волонтёра, а дальше уже в роли военнослужащего.
- Почему перешли в ряды военнослужащих?
- Я понимал, что у меня для этого есть внутренний ресурс. Шёл целенаправленно в один из разведывательно-штурмовых отрядов, где командиром был мой хороший друг, я бы даже сказал -брат. Служил на Бахмутско-Соледарском направлении замполитом, консультировал бойцов как психолог.
Из двух зол выбрать меньшее
- Не было страшно оправляться «за ленточку» без военного опыта?
- На передовой страшно всем. Не может быть не страшно, когда рядом с тобой взрывается снаряд и ты ощущаешь отвратительный запах смерти. Романтики там никакой нет. Человек рождён не для войны, а для того, чтобы любить, создавать семью, растить детей. Но мы оказались вынужденно затянуты в боевые действия, у страны не было другого выхода. Это как из двух зол выбрать меньшее.
Ты, например, понимаешь, что драться плохо, но, если твою девушку оскорбили, терпеть такое ещё хуже, поэтому правильно в этой ситуации поставить на место негодяя. Также происходит в конфликте Украины с Россией. Помощь понадобилась нашим братьям в Донецке, Луганске, Крыму, против которых враги взяли оружие, мы отправились защищать их. Это единственный правильный выход в этой ситуации.
Ребята, которые находятся на СВО – герои. Хейтеры могут сказать, что в бойцы идут ради денег. Да какие деньги?! Такие зарплаты можно получать и без риска для жизни. А здесь в любой момент ты можешь умереть или остаться инвалидом на всю жизнь. Ребята рискуют собой не ради денег, а потому что Родину любят и братьев своих защищают.
Натянутые струны
- Жизнь в боевых условиях сильно сказывается на психике?
- Психика ребят в зоне боевых действий испытывает очень сильное напряжение. Я её воспринимаю как некую струну, которая может в любой момент лопнуть из-за стрессового натяжения. Вернувшись оттуда, не все понимают, почему им снятся страшные сны с картинами прилётов, взрывов. Это особенность любого бойца, так называемый афганский синдром.
Многие страдают посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР), сопровождающимся нервным напряжением, бессонницей, тревожностью. Если оно в острой фазе или затяжное, то нужна консультация психолога или врача-психиатра, невролога. Это поможет ветерану боевых действий быть спокойнее и сохранить гармоничные отношения в семье, ведь стресс зачастую он скидывает на тех, кто рядом - на жену, детей, родителей.
- Как показывает практика, бойцы не очень охотно идут к психологам…
- Действительно, такая практика, к сожалению, есть. Но можно найти в этом вопросе компромисс. Не заставлять человека идти на консультацию в кабинет, поговорить можно и в непринуждённой обстановке, чтобы ненавязчиво донести ошибки когнитивного мышления. Среди которых чаще всего - катастрофизация будущего, беспричинная ревность.
Взбрела человеку в голову мысль, что жена его не любит, и он начинает контролировать каждый её шаг, хотя поводов она ему не давала. Ему надо объяснить, что здесь никто не виноват, такое проявляется из-за пережитого стресса.
Профилактическая работа с пациентом не ограничивается беседами. К примеру, у меня консультируются ветераны СВО, у которых не было привычки ходить в спортзал, а сейчас это у них своего рода домашнее задание. Ежедневно по утрам они посещают бассейн и под водой прокрикивают свою боль от потери боевых товарищей. Признаются, что им становится легче. В некоторых случаях одной психологической помощи недостаточно, нужен комплекс с фармакотерапией.
- Бывает такое, что вы поддерживаете бойцов не как психолог, а как духовник?
- Конечно, в каждой командировке я обустраиваю молитвенную комнату или уголок, привожу с собой боевые псалмы, иконки, молитвословы. Говорят, что в окопах атеистов нет. Возможно, в 99% процентах это так, но в 1% будет исключение из правила. И на передовой доводилось встречать богохульников.
Вообще, когда в боевых условиях люди вместе молятся, разговаривают на духовные темы, то они становятся добрее друг к другу, меньше матерятся. А не матерятся на СВО в двух случаях. Первый - когда приходит женщина. Она оказывает на мужиков какое-то магическое действие, даже те, кто привык через слово употреблять мат, прекращают это делать. Женщина на передовой воспринимается как образ святости.
Во втором случае забывают о матах при молитвах, в духовных беседах и когда командование себе этого не позволяет. Когда нет матов, агрессия понижается, уменьшается уровень стресса, а значит, боец лучше слышит задание и правильнее его выполнит. Это факт, это действительно так работает.
С куража в рутину
- Часто бойцы, вернувшись домой в отпуск или из-за ранения, опять рвутся на передовую. Почему так происходит?
- У бойцов происходит большой выброс адреналина, гормона кортизола, под действием которого организм адаптируется к стрессовым факторам окружающей среды, к травмам и шоковым состояниям. На передовой человек получает запредельные эмоции, которые не получит в мирной жизни. Находясь там, он привыкает к тому, что у него либо всё очень плохо (когда он находится под обстрелом или идёт в бой) или, наоборот, всё очень хорошо (одерживает победу, спасает товарищей).
На гражданке каждый день рутина, а человеку необходим тот адреналин, к которому он привык. Помню, когда я приехал в отпуск со спецоперации, то мне пришла в голову идея переплыть Иртыш, мне необъяснимо хотелось этого. Я переплыл его туда и обратно. На берегу ко мне подходят люди и говорят: «Мужик, ты дурак? Здесь же воронки, можешь утонуть!». А я про себя думаю - нашли чем напугать. У меня над головой ещё недавно хаймарсы летали, а я реки испугаюсь!
В таком кураже находится человек, переживший военные действия. Нужно успокоиться, перестроить себя, уделять больше внимания жене, детям, друзьям, родителям. Жить ради тех, кто тебя любит и ценит.
- Достаточное ли внимание уделяется психологической поддержке ветеранов СВО?
- В этом вопросе однозначно нужна помощь со стороны государства, программы реабилитации, бесплатные психологи, которые разъяснят вернувшимся бойцам, что с ними происходит, почему им снятся кошмары или раздражает громкий смех на улице, орущие динамики в проезжающем мимо автомобиле.
Ветерана СВО могут бесить увеселительные действия окружающих, ведь он не понаслышке знает, что страна ведёт спецоперацию. Он может сильно переживать это внутренне. Это как огонь, который его же самого испепеляет.
Психологическая помощь нужна и близким бойцов. Недавно ко мне подошёл мальчик из знакомой семьи и спрашивает: «Почему папа, вернувшись с СВО, стал таким злым?». Ему важно суметь объяснить, что папа не злой, он просто стал чувствительнее к внешним раздражителям. Иначе у ребёнка может закрасться мысль, что папа его не любит, он начнёт бояться отца.
Кому-то помощь нужна в большей степени, кому-то в меньшей, это зависит от того, сколько времени человек пробыл «за ленточкой», в каких операциях принимал участие. Разведчикам, операторам дронов, снайперам, штурмовикам, пулемётчикам в 90% случаев необходима психологическая помощь. Все они по-своему поймали стресс.
Очень большая вероятность, что у них будет диагноз ПТСР, многие возвращаются с перенесёнными контузиями. А это состояние схоже с сильнейшим сотрясением головного мозга. Последствия контузии могут проявляться и спустя время.
- А вы сами испытывали стресс, находясь в зоне спецоперации?
- У меня в этот момент был ступор, такого я от себя не ожидал. Всегда представлял, что если попаду в суперстрессовую ситуацию с угрозой моей жизни, то буду в этот момент молиться, и вся жизнь пролетит перед глазами, как в фильмах. Ничего подобного. Я смог только сказать: «Господи, помилуй и прости». И всё.
Остальное время я ходил взад-вперёд, садился-вставал, и так на протяжении нескольких часов. В голове никаких мыслей не было, как будто в ней пустота. Так мой организм отреагировал на стресс. В этот момент ты им не управляешь, он становится твоим дирижёром. Когда сильно страшно, а сердце бьёт настолько сильно, что в кадыке чувствуешь его пульсацию, действуешь интуитивно.
- Вас изменило участие в спецоперации?
- Любой человек, вернувшись оттуда, не будет прежним. Я стал ценить каждого человека независимо от его поступков. У каждого свой грех, но в людей надо верить.
Надёжный тыл. 
«Протез – не приговор». 
«У него было две семьи».