Накануне своего юбилея актёр рассказал корреспонденту «АиФ в Омске», почему ему не надоедает работать для молодёжи и чего не хватает отношениям власти и театра.
Александр Набатов, «АиФ-Омск»: Анатолий Ильич, вы больше 40 лет работаете в Омском ТЮЗе…
 |
|---|
| Анатолий Звонов |
Анатолий Звонов: 47 лет, а вообще в искусстве 50. Первый раз я вышел на сцену иркутской драмы в 1967 году в спектакле «Два клёна», будучи второкурсником театрального училища. Через три года, когда окончил училище, был приглашён сюда.
- Об этом я и хотел спросить. Не тяжело так долго работать на одном месте? Не устали от этих стен, привычных вещей, рутины, может быть, и от людей?
- Моя личностная позиция очень проста: я никогда ни на чём не останавливаюсь. Поиск и путь мне всегда были интереснее результата. Какой бы роль ни была, я всегда начинал её с нуля. Когда находишься на одном месте, в сознании любого человека стимулируется желание каждый раз себе доказывать, что ты двигаешься. В такой ситуации ни социум, ни отношения, ни стены, ни привычный уклад не являются тормозом. Для меня всегда основными предлагаемыми обстоятельствами остаётся то дело, которым занимаюсь. Многие мои друзья-актёры меняли театры. Каждый актёр прекрасно знает, что у него получается лучше всего. И, приехав в новый театр, где его никто не знает, он, естественно, начинает повторяться. В конечном итоге следует повторение за повторением - и человек начинает думать о себе: «Я талантлив, у меня это классно получается!» Но он не задумывается, что у него получается только это! Я, слава богу, этого избежал, служа в одном театре. Я себя, конечно, не причисляю к огромным именам, но всё же, чем ярче личность, тем меньше театров он поменял. Лучший пример – наш земляк Михаил Ульянов.
Эмоциональный всплеск
- Поразительно, как срабатывает стереотип. А можно рассмотреть ситуацию, поменяв точку зрения. Например, расцвет мыслительных процедур и познания окружающего мира, задавание вопросов и поиск ответов происходит у молодых. А значит, занимаясь творчеством, я нахожусь в гуще этого процесса. Моя дочь писала работу: «Причины неадекватных реакций тинейджеров на спектаклях омского ТЮЗа». Мне было безумно интересно понять, почему они хохочут, когда на сцене молодая пара целуется? Или из зрительного зала кричат мне, актёру, играющему учителя НВП: «Скотина, удавил бы!»
- А это разве неадекватная реакция для тинейджеров?
- Это эмоциональный выплеск такого уровня! Я всегда говорил, что омская драма, хвалясь аудиторией зрительного зала, иногда забывает, что этот зрительный зал изначально готовили мы. Мы готовили публику к восприятию куда более серьёзных общечеловеческих проблем. Мы не боялись этих резких выкриков, смеха. Давайте приведём такую аналогию: когда ты бежишь стометровку, самым главным препятствием у тебя будет время! Ты будешь задыхаться, но будешь бороться с секундами! Этот процесс постоянный. А с чем боремся мы в театре? С гулом в зале, с его детской особенностью мгновенного переключения. Значит, я, как тот спринтер, должен всё время поддерживать внутреннюю динамику, чтобы не дать ребёнку возможности уйти со спектакля. И если мне безумно интересен этот путь - можете ли вы представить, что я когда бы то ни было устану? Или вдруг постарею? Конечно нет, я ведь понимаю, что аудитория, с которой живу во время спектакля, она сегодняшняя! А ещё я должен бороться с зомби, с живыми мертвецами. Это продукт прошлого времени. Время умерло, и они умерли вместе с ним. Старик, который сегодня живёт законами юности и начинает навязывать эти законы, – это и есть для меня мертвечина.
Прыжок в сторону
- А умерли ли законы прошлого? Сейчас складывается ощущение, что всё это, к сожалению, вновь возрождается. Мы проваливаемся в это «тогда», идём назад.
- Умерли, особенно в нашей стране, где всё так быстро меняется! С другой стороны, да, у нас болезненно воспринимаются какие-то новые предложения, касающиеся жизни в стране. Вам не кажется, что часто сильные мира сего хватаются за прошлое как за соломинку?
- Более чем…
- Они боятся разрушить старое, потому что значительный контингент наших соотечественников ещё продолжает этим жить. А новое мы не готовы воспринимать. С гордостью говорим: «Мы русские, почему мы должны жить как Франция, как Бельгия. Идём своим путём!» А каким? Мы же развалили постепенный путь развития. Мы же в 1917 году скакнули…
- …причём в сторону, а не вперёд.
- Именно, мы прыгнули куда-то вбок. И по этому «боку» шли. А теперь надо либо возвращаться на сто лет назад и продолжать, либо с нашего особого пути делать какие-то просеки и выйти на ту дорогу, с которой свернули. Не зря же был грустный анекдот, когда приехавший из Японии россиянин говорит, что мы отстали от этой цивилизации лет на 40, а ему отвечают, что, скорее всего, отстали навсегда. И вот это слово «навсегда» мне никогда не нравилось.
Барьеры на пути
- Хотелось бы развить вашу аналогию со стометровкой, которую бегут актёры, где нужно быть актуальным и соревноваться с секундами. В современных реалиях этот забег для театров стал похож на забег с барьерами.
- Да, но надо тренировать себя в этом виде спорта. Если я тренирую себя только в спринтерском забеге, тогда споткнусь о барьер и разобью голову. А скоро эти барьеры будут ставить у меня перед самым носом. Тогда я должен буду заставить свой мозг работать очень быстро. Но у моего сознания уже выработается привычка преодолевать препятствия.
- Для примера возьмём ситуацию, когда государство, как учредитель театров, так или иначе старается вмешиваться в репертуар, режиссёрские решения. Разве это те препятствия, которые объективно нужны для творчества?
- Это одна из важнейших проблем. Она заключается в том, что власть не может иначе управлять, не группируя людей по психотипу, наклонностям, умственному развитию и самое главное - по законам отношения к явлениям и событиям. Власть не сможет управлять толпой индивидуальностей. Она группирует людей в партии или коллективы и оказывает воздействие на группировки профессионалов. Искусство вообще может развиваться по законам коллективизма?
Театр - это друг, а другу надо помогать.
- Думаю, что никогда!
- А властям обидно и ревностно, что одним из самых мощных и востребованных инструментов воздействия на психофизику толпы является искусство. В частности, театр. И что должен делать руководитель? Подчинить театр тем законам и целям, которые существуют во власти. Это касается и религии. Например, за рубежом религия и власть разделены. У нас сначала убрали религию совсем, потом стали восстанавливать, а сейчас вдруг стали с ней бешено дружить. Потому что увидели в ней инструмент воздействия на толпу. Потому что у театра этот инструмент затупился. И что стала делать религия? Подминать под свои законы и потребности театр. Оба явления имеют одно название – Храм. Только театр - храм искусства, а у церкви - храм религии. Руководители забывают, что каждый из нас вправе выбирать себе религию. Это законно. Выбирая религию, ты выбираешь себе моральный свод законов. Я очень люблю религиозную культуру. Хорошо её знаю и считаю себя христианином. Но я не фанат.
Мы не враги!
- Есть подозрение, что государству вполне выгодно то, что получается у него сейчас. Театр отдан в управление не тем людям, они решают, что режиссёрам ставить, а что нет.
- Есть только одно лекарство, способное изменить ситуацию, – доверие. Государство почему-то не доверяет театру. Оно боится театра. Оно думает, что театр развалит государство. Они почему-то думают, что мы самые омерзительные, самые пошлые, самые неумные и вредные существа на планете.
- Пожалуй, после нас - журналистов…
- То, что мы говорим со сцены, по мнению чиновников, разрушает и уничтожает аудиторию. То есть наполняет её «болезнями». Но вместе с тем они должны понимать, что раз у государства есть ТЮЗ, он может воздействовать на сознание молодых, на способность самостоятельно мыслить. Театр – это созвучие со зрительным залом. Зритель на спектакле думает! Государство должно понимать, и не просто на уровне словоговорения, что воспитание молодёжи – первоочередная задача. Иначе наша страна может рухнуть в такую яму! А кто их воспитывает? Школа занимается информацией, выпускает чемпионов по разгадыванию кроссвордов. Театру не помогают, потому что искусство - дело финансово трудное. Но если вам интересна умная молодёжь, куда ещё можно девать деньги? На что ещё более важное их можно потратить?
Я избежал повторов, играя в одном театре.
- А если не интересна властям умная молодёжь? Скованных одной цепью, глупых, но исполнительных товарищей проще направлять.
- Получается так: власть куёт цепи, и они выглядят золотыми! И тогда человек, скованный этой цепью, чувствует себя удовлетворённым: на нём много золота. Но он не думает о том, что скован. Да, сентенциями власть говорит нам: «Мы за театр, это здорово, прекрасно, это искусство. Но денег нет!» Мы не можем поднять цены на билеты. А выживать можно, только зарабатывая. Раньше детские театры были доступными по цене. Потому что театр существовал на субсидии государства. А сейчас нужно ещё выиграть грант, обосновать его! А судьи кто? Кто решает, кому дать денег или не дать? Те, кто повязаны цепями! Хотя я не хочу говорить огульно. Я думаю, что есть огромное число современных политиков, у которых есть амбиции сделать что-то для страны и для людей. К сожалению, они сталкиваются с колоссальным противоречием и трудностями. Ведь они угрожают тем, кто крепко сидит в высоких креслах. Хочется сказать: «Уважаемые политики, посмотрите на театры. Ведь они не шарахаются, как вся страна, в последние десятилетия. Мы идём нормальным, общечеловеческим путём разговора с аудиторией. Честного, принципиального. Вы чего нас боитесь? Мы-то честны. Почему вы нам не доверяете?» Нужно понимать, что театр – это друг, а не враг. А другу надо помогать!
Михаил Мальцев назначен директором омского ТЮЗа 
В одном оркестре. Пока не поздно, надо задуматься, какую скрипку ты играешь 
Омску нужна премия Ульянова. За лучшую работу в театре раздали награды 
Московский архитектор поможет омичам благоустроить двор Лицейского театра 
Коварство и любовь: Лев Додин привёз в Омск «золотомасочный» спектакль