В нашем городе музыкант Питер Донохоу представил публике Третий фортепианный концерт Рахманинова. В интервью с омскими СМИ он рассказал о своей карьере, молодых талантах, а также о своей давней связи с российской культурой.
Бесконечная Россия
Виктор Старцев, omsk.aif.ru: Совсем недавно завершился Международный конкурс им. Чайковского, где вы были членом жюри. Каковы ваши впечатления?
Питер Донохоу: 33 года назад я сам был участником этого конкурса, с тех пор всё не особо изменилось – атмосфера по-прежнему прекрасная. Конечно, есть определённые противоречия по результатам конкурса – чем дальше, тем сложнее распределять призы для победителей. 57 пианистов из разных стран, и все играют на очень высоком уровне! Конечно, были исключения, но в основном все пианисты очень хорошие – особо подчеркну именно слово «пианисты». Из-за высокого уровня нам пришлось учитывать также и артистизм участников. Между выступлением пианиста и его артистизмом на самом деле большая разница. Было очень сложно выбирать лучших.
– Вы вспомнили о своём участии в конкурсе им. Чайковского. А какую роль в вашей карьере сыграла та победа в 1982 году, после которой вы получили известность?
– Именно этот конкурс открыл мне дорогу, хотя это и не было началом моей карьеры. До этого момента моя страна прекрасно помогала и продвигала меня в течение 10 лет. Так что мне повезло, что перед конкурсом я уже имел большой опыт. Вообще, если кто-нибудь победит на таком высоком уровне, получит приз, то он может столкнуться с серьёзными проблемами. Чрезмерная известность может стать губительной вещью. Поэтому одна из основных задач членов жюри – оградить, защитить молодые таланты от этого, чтобы потом они не совершили «самоубийство» своей карьеры.
– На том конкурсе вы исполняли Третий фортепианный концерт Рахманинова, с которым и приехали в Омск. Критики считают его очень сложным в плане техники. Согласны?
– Да, согласен. Это можно сравнить с покорением Эвереста. Для всех – музыкантов, дирижёра, оркестра… В прошлый раз мы играли в Омске Вторую симфонию Брамса, лет 10 назад. Я считаю, что это тоже одно из сложных произведений, по сложности сравнимое с Рахманиновым. Когда приеду в Омск в следующий раз, сыграю что-нибудь полегче (смеётся).
– А как вы думаете, что Рахманинов вложил в это произведение в эмоциональном плане? Вы стараетесь прочувствовать это, когда играете?
– Это очень интересный вопрос для того, кто не является русским. Ведь Рахманинов не просто русский композитор, он очень… «русский-русский». Я часто бываю в России и всегда вижу эти необозримые просторы. Поэтому я думаю, что Третий концерт выражает какое-то огромное пространство, всю бесконечность России.
Что касается меня, то я пытаюсь, чтобы на меня не влияли эмоции. Они в первую очередь нужны аудитории, не исполнителю, иначе можно потерять контроль. От произведений Рахманинова всегда исходят особенные эмоции, но сложнее всего для меня в эмоциональном плане не Третий, а Четвёртый фортепианный концерт.
Про Чайковского и Гагарина
– Русская музыка занимает в вашем репертуаре большое место?
– Очень большое. Ещё подростком я любил Стравинского. В Британии вообще очень редко связывают Стравинского с Россией, но чем больше его произведений я узнавал, тем яснее понимал, насколько он русский. Конечно же, Чайковский и Рахманинов тоже мои любимые композиторы. Ещё Прокофьев и Шостакович, но не настолько сильно. А свою связь с русскими композиторами я понял, когда готовился к тому концерту 1982 года. Это была длительная подготовка – целых полтора года. Я изучал каждую ноту… Потом пошли другие интересы, мне захотелось больше узнать о других русских композиторах, и я чувствовал очень близкую эмоциональную связь, не знаю, почему.
– С Чайковским у вас вообще очень любопытная история. Говорят, что о нём вы узнали в юном возрасте от дедушки, который играл его произведения…
На самом деле есть более интересная история, связывающая меня с вашей страной. В 9 лет, когда я учился в начальной школе, к нам в город из Ленинграда, тогда Манчестер с Ленинградом были городами-побратимами, приехал какой-то важный человек. Нас заставили выйти на улицу, построиться, и дали в руки два флажка – британский и советский. И вот едут мотоциклы, чёрная машина, а в ней сидит этот человек, машет нам рукой. Я не знал, кто это был, и зачем он нам машет… Оказалось, что это Юрий Гагарин, тогда прошло около трёх лет после полёта в космос. Помню, я был очень озабочен политически, пошёл к папе и спросил: «Что это было?» Он ответил: «А это человек приехал из самой большой и опасной страны в мире». Вот так меня познакомили с Советским Союзом.
Думаю, что связь с вашей страной началась именно с тех времён – когда дедушка показал мне произведения Чайковского, когда приезжал Гагарин…Это чувство как будто где-то на уровне ДНК.
– Ещё вы в молодости увлекались рок-музыкой, и даже создали группу, играли на разных инструментах. Вы вспоминаете об этом? Или всё уже осталось далеко в прошлом?
– Вы имели и дирижёрский опыт. А что вам нравится больше: быть пианистом или быть дирижёром?
– Вообще, игра на фортепиано намного проще и понятнее, чем любой вид дирижирования. В дирижировании есть много неосязаемых аспектов. Хотя у меня и есть опыт дирижирования, я не смогу сказать, что значит «хороший дирижёр». Это очень сложно. Кстати, понять, кто такой «хороший пианист», тоже очень нелегко.
– Сейчас у России и Европы очень непростые политические отношения. Как вы думаете, распространятся ли санкции и на культуру?
– Политические проблемы всегда были и будут, неважно, краткосрочные или долгосрочные. Но я надеюсь, что они не распространятся на культуру. Лично для меня важно самому разобраться в ситуации. Я лучше сам съезжу в Крым или Украину, поговорю с местными людьми и пойму, о чём идёт речь. Неважно, что там вещает BBC или британское правительство! Но пока у меня нет мнения по этому поводу. Конечно, чаще всего такое происходит из-за двуличия, жажды денег…Надеюсь, что музыканты выше этого. Иногда проблемы культуры кроются не только в отношениях между странами, но и внутри самих стран. Например, в Британии ярко выраженное классовое деление. Классическая музыка никогда не создавалась для рабочего класса, только для среднего или высшего. Очень хотелось бы, чтобы музыка рабочего класса была услышана другими классами, и наоборот. За это надо бороться.