«АиФ в Омске» Борис Алексеевич рассказал о том, почему он был в Чернобыле, что удивило его там, и о том, как государство поощрило за подвиг.
Чёрные журавлики
- Когда отправлялись в Чернобыль, уже знали, куда едете и зачем?
- О том, что еду в Чернобыль, узнал в день отправки. До этого в течение двух недель, с момента, как пришла повестка из военкомата, и до подписания медзаключения о годности к службе, нам говорили, что поедем на военные учебные сборы. Мог ли я отказаться? Такое даже в голову не приходило. Приказ Родины! И это действительно так было, это не просто красивые слова. Кто-то должен был выполнять эту работу.
- А как отбирали людей? Возраст, образование имели значение?
- По негласному правилу, в зону поражения отправляли людей не моложе 25-ти лет, отслуживших в армии, и чтобы у них обязательно было уже двое детей, сами понимаете, последствия… Это правило выполнялось. Я был уже женат, 33 года, и у меня было две дочки. Я в те годы работал на шинном заводе, окончил автотранспортный техникум, хорошо знал технику. Из Омска на двух самолётах нас отправлялось 200 человек, и уже в это время формировалась новая партия на замену.
- Что удивило на месте аварии?
- Я не наблюдал тех ужасов, которые описывают сейчас. Мутантов или подобное этому… Помню только, что там были чёрные журавли. Их вообще-то нет в природе. А ещё в месте, где мы работали, была невероятно пышная зелень. Такое впечатление, что находишься в курортной зоне. Всё цветёт и «прёт» на глазах. Огромные яблоки, сливы, вишня на деревьях. Воздух казался чистейшим и прозрачным. Всё это было мало похоже на реальность. А пшеница, которая осыпалась с прошлого года и самостийно взошла! Колосья огромной толщины! Обычно в природе таких не бывает.
«Строили» пустыню
- Сколько времени Вы находились в зоне поражения и когда заметили впервые последствия воздействия радиации?
- Я прибыл в Чернобыль в середине июня 1987 года и находился там ровно 57 дней. 27-й полк химической защиты Сибирского военного округа, нас было 2 тысячи человек. К тому времени реактор был усмирён, строительство саркофага завершено. Я занимался расчисткой территории непосредственно в радиусе трёх километров от ЧАЭС. Всё уничтожалось под ноль. Дома, заводы, предприятия, лес. Выкапывались глубокие котлованы, и всё, что можно, свозилось туда, укладывалось плитами, засыпалось землёй. Мы делали пустыню. Работал я посменно в 3-й зоне, она считалась самой опасной. На груди у каждого рабочего в кармане был индивидуальный дозиметр, по виду он напоминал обычный маркер. После смены в журнале регистрации мы отмечали свои полученные рентгены. Система накопительная. 10 рентген получил - домой. Но такая доза была введена в 1987 году, а в 1986 предельной считалось 25 рентген! А плохо чувствовать стал себя, как и все, после 6 рентген. Горело лицо, кружилась голова, многие начинали заговариваться, словно в бреду.
- Как следили за состоянием здоровья людей там, в зоне радиации? Дезактивацию проводили?
- На 50 человек были свои врач и фельдшер. В зоне брали кровь два раза в месяц, давали йод, поливитамины. Воду для кухни возили из чистой зоны во флягах. Главная защита: респираторы РМ-2, смена нательного белья ежедневно. Рубаха и кальсоны каждый день выбрасывались в могильники, отстирать их от радиации было невозможно. Несколько раз в день помывка в душе, бане. Дезактивация (помывка с мыльным раствором) наших технических средств тоже ежедневно. Все мы были лысые, так как отмыть волосы - это самое трудное.
- Верно, что ликвидаторы выезжали из зоны практически голые, чтобы все заражённые вещи остались там?
- Нет. Мы возвращались домой в форме, которую получили в Омске пред отправкой, а по приезде в зону радиации сдали её на хранение.
Инвалидов нет?
- А как Родина поощрила за подвиг?
- Статус ликвидатора возник уже где-то в 1990 году. До этого момента мы совершенно не считали себя героями или выдающимися людьми, вели обыденную трудовую деятельность. В общем, жили, не задумываясь о последствиях. Когда в 1990 году появились первые удостоверения, статус и льготы - для нас это было неожиданностью. Та поддержка, которую государство осуществляет, - разумеется, не лишняя. В последнее время была повышена пенсия до достаточно хороших цифр, повышена доплата на питание, организовано санаторно-курортное лечение, однако и здесь много «но».
Сегодня огромное число ликвидаторов, ставших инвалидами, не могут подтвердить связь наступившей инвалидности с Чернобылем, так как порядок и условия её установления законодателем изменились. Тем самым люди поставлены в неравные условия. «Чернобыльцы», не сумевшие связать свою инвалидность с пребыванием в зоне радиации, лишены права на ежемесячную денежную компенсацию. Они являются инвалидами по общему заболеванию. Свою связь с Чернобылем я доказывал в суде почти пять лет. Со мной свои права отстаивали ещё шесть человек. Я считаю, это кощунство, так унижать людей. Положенную индексацию до сих пор ни один орган социальной защиты не воспринимает как должное, продолжаются суды. И речь даже не обо мне. Тысячи людей бьются с бюрократическим цинизмом годами, и лишь единицы добиваются справедливости. Чиновники разных уровней ампутировали себе совесть.
- Что для Вас значит общественное объединение «Чернобыль»?
- Во-первых, все его члены - друзья, и мы всегда придём друг другу на помощь. Кроме того, мы занимаемся защитой прав ликвидаторов ЧАЭС.
- Как Вы считаете, возможно ли в наши дни обойтись без атомных электростанций и других разрушительных и полезных одновременно изобретений?
- Всё это нужно, но должна быть грамотная эксплуатация. И самое главное - жесточайший отбор людей, которые осуществляют контроль за такими объектами. Я уверен: первопричиной любой аварии, катастрофы является человеческий фактор. Недосмотрел, «недоизобрёл», недодумал, а результат - трагедия.
Досье
Борис ОБЛЕУХОВ - ликвидатор последствий ЧАЭС. Выполнял очистные работы в самой опасной третьей зоне Чернобыля. Имеет около 20 наград за участие в устранении последствий ядерной аварии. Женат, имеет двух дочерей и внуков.