Илья Стогов: «Я точно не буду в Омске смотреть, где сидел Достоевский»

На прошлой неделе Илья Стогов приехал на открытие молодёжной библиотеки «Квартал 5/1» в рамках проекта 12 канала «Как пройти в библиотеку».

- Мы живём в самое омерзительное время, которого только можно себе представить. В 90-е годы казалось, что мы поколение победителей, что весь мир смотрит за нашими великими достижениями. А сейчас? Люди предали своё будущее ради хорошей кредитной истории, ради возможности ездить в Турцию на «олинклюзив», ради чего угодно. А мечты-то нет, - говорит писатель Илья Стогов.

О том, почему писателям может быть стыдно за свои книги, скучно ли жить, если объехал весь мир и почему новая Россия не вдохновляет на творчество - в интервью «АиФ в Омске».

Творческий «нож»  

Ольга Емельянова, omsk.aif.ru: - Илья, последние годы в Интернете то и дело можно наткнуться на списки а-ля «100 книг, которые должен прочитать каждый человек». Такие рейтинги с точки зрения писателя вообще нужны?

- Это иллюзия, когда люди считают, будто книжка – это нечто самоценное. В омской библиотеке «Квартал 5/1» я увидел список под названием «30 книжек, которые нужно прочитать к 30 годам». Ну знаете… Я бы выбрал другие книги. Более того, я вообще не уверен, что будете читать книжки – станете умнее и лучше.

- Но хуже тоже вряд ли станешь…

- Станешь. Эта извечная история про ножик, которым можно карандаш заточить, а можно человека зарезать. Я не писатель в прямом смысле этого слова, больше журналист. Меня всегда интересовали реальные, а не выдуманные истории. Лет 15 назад в Санкт-Петербурге орудовала страшная банда скинхедов - они не просто могли отлупить из-за цвета кожи, они людей убивали. И когда я разговаривал с разными сторонами, обнаружил архитепичную историю про зло – ты убиваешь другого человека, но умираешь в результате сам. Они, злые мальчишки, сначала просто любили драться. Потом однажды убили, и остановиться уже не смогли. С чего всё началось? С фантастической книжки про то, как фашисты победили во всём мире. В их случае книга была ножиком, которым они не карандаш точили. Здесь важно понимать, что не всё, что мы читаем, делает нас лучше, есть огромное количество произведений, которые делают нас хуже.

Новость по теме

Александр Шлеменко пришёл в омскую библиотеку с «Бесами»

- Писатель несёт ответственность за то, что изготавливает эти «ножи»?

- Несёт. Другое дело, что мы тоже меняемся. Я бы сейчас не написал книгу «Мачо не плачут», но она уже написана, и её тираж больше 1 млн.

- То есть вам бывает стыдно за то, что вы уже написали?

- Когда выходят переиздания моих книг, я часто стараюсь в них что-то исправить, сделать лучше. Стыдно?.. Не знаю. Я сомневаюсь, что «Мачо не плачут» посеяло в чьей-то голове что-то хорошее. Вот мне в Омске дали подписать для библиотеки книгу, я её открываю, а там на первой странице уже кто-то написал: «Покажи эту помойку отцу Игорю, это твоя жизнь сегодня и всегда». То есть какой-то человек имеет в виду: вот, будешь себя плохо вести, будешь жить вот так! Эти эмоции я тоже понимаю, но сделать ничего не могу, книга уже написана.

- Вы когда первую книгу написали, чего хотели добиться? Донести миру свою правду?  

- Первую книжку я написал лет 20 назад. Тогда ни о какой популярности и гигантских заработках речь не шла. Когда у меня вышла пара романов, мы с приятелем пришли в гости к одному человеку и он спросил: «Ты кто такой?». Я отвечаю: «Писатель». Он весь вечер потом веселился, дескать, правда писатель? Вот так вы выглядите? Мои первые книги мало кому были интересны, но лет десять назад ситуация изменилась. Хотя бы в том плане, что люди стали понимать, кем ты работаешь. Известно, что когда Бродский эмигрировал в Америку, на таможне у него посмотрели документы и спросили: «А вы кто?». Бродский ответил, что он поэт. В ответ ему говорят: «То, что вы пишете стихи, конечно, круто, но работает вы кем?». С тех пор ситуация с писателями мало менялась. Хочешь писать книжки – пиши, но кем ты будешь работать? Когда началась перестройка, мне было лет 17. В какой-то момент казалось, что все изменения в стране могут быть отыграны назад. Что не будет больше рок-н-ролла, девушек, джинсов… И я пошёл в городскую газету «Смена» устраиваться уборщиком. Логика странная, но я тогда боялся, что мою любимую газету закроют, а если я там буду работать, то изменю ситуацию. Пришёл в «Смену», а мне сходу говорят: «Мальчик, ты статью принёс? Оставь у секретаря». Оказывается, можно было прийти с улицы и принести статью! Мне это вообще в голову не приходило. Я понял, писать нужно то, в чём разбираешься. Единственное на тот момент, что я хорошо знал, был панк-рок. Написал статью, отнёс, ждал, что вся редакция приползёт ко мне со словами: «О, великий Стогов! Возглавь нашу газету!». Не ползли. Это сейчас я понимаю, что как только за молодым автором закрывается дверь, его статью выбрасывают.

Через некоторое время я был проездом в Москве и копию материала отнёс в редакцию журнала «Ровесник». На следующий день мне позвонили и предложили у них работать. Так я и стал журналистом. Мне было 18, у меня были длинные волосы, куча сережёк в ушах и я работал в органе ЦК ВЛКСМ. Всё хорошо, но в 90-х годах мир СМИ, как и всё остальное в стране, начал разваливаться. Спустя несколько лет я оказался в газете «Смена», куда меня однажды не взяли. Там зарплату не платили вообще. Все выживали, как могли. Я, например, писал статьи про рестораны национальной кухни, а меня за это каждый день бесплатно кормили. Однажды я в редакции увидел, как девушка-коллега сидит и строчит заказной материал, а на рукописи написано «50 тысяч долларов». Неужели она пишет то, за что платят такую сумму?! Девушка сказала, что негосударственные издательства действительно могут заплатить. Я офигел и позвонил своему приятелю в издательство. Он говорит, что это всё неправда, но лично мне он заплатит за роман 2 тысячи долларов. Это было в 2000 раз больше, чем я зарабатывал на тот момент в газете. Я согласился. Никакого романа у меня не было, но я его написал. Принесла ли мне первая книга славу? Ноль. За первые три месяца продали 50 тысяч экземпляров и мне сказали, что это плохо. Но по нынешним временам - это огромный тираж.  

Умерли в нищете  

- Огромные тиражи, популярность, деньги – это сейчас с современным писателем не сильно ассоциируется. 

- У многих ложные представления о писателях. Они ведь не сидят в лавровом венке, не пишут гусиным пером, когда приходит вдохновение. Обычно тебе звонит издатель и говорит: «Зараза, ты аванс получил полгода назад, а до сих пор не сдал ни одной строчки!». И после этого ты начинаешь в ужасе, как дятел, долбить по клавиатуре. Потом, когда книга выходит в печать, открываешь её и думаешь: перечитывать или нет? Писатель – это профессия, за неё платят деньги. Но, по сути, ни один писатель не умер в достатке. Читаешь какую-нибудь биографию, а там – умер в нищете. Думаешь: блин, бухал, наверное. Берёшь другую биографию, там тоже - умер в нищете. Ну чего они все умерли в нищете?! Помню перед входом в одно издательство, где выпускали мои книги, всегда стоял огромный белый джип. Джип принадлежал моему издателю, и я каждый раз думал: «Книжки пишу я, но при этом хожу пешком, а он ничего не пишет, но ездит на джипе. Как так получается?».

Статья по теме

Дмитрий Глуховский: «Общество, которое легко спровоцировать, нездорово»

Однажды я выпивал с одним известным петербургским прозаиком Павлом Крусановым и он спрашивает меня: «Скажи, Стогов, вот ты – популярный писатель?». Я говорю: «Ну, говорят, что да». Он: «А у тебя деньги есть?». Я: «Нет. А у тебя?». Он: «Вот и я популярный, а у меня тоже нет». Тогда я понял, что ничего у нас в стране с момента появления первых русских романов не изменилось. Мне сказали, что в Омске живёт довольно много поэтов. Но что им делать? Написал ты прекрасные стихи и что дальше? Куда ты их понесёшь? Издать сборник? Но где его продавать? В магазин не возьмут. Повесить в Интернете? Никто не прочтёт. Остаётся только положить их в ящик письменного стола. Отсутствует способ продаж. Долгое время так же было с прозаиками, но когда появился роман, заработала следующая схема: человек его покупает, какая-то копеечка идёт автору, а какая-то - издателю. Но сейчас опять не работает.

- Интернет тому виной или качество современной литературы?

- Самый популярный роман последних двух лет называется «Зулейха открывает глаза» - он про детство в Татарстане времён коллективизации. Причём рассказывать мне это будет девушка моложе меня, которая выглядит, как подружка Ксения Собчак. На жертву коллективизации она тоже не похожа. И я не хочу читать выдуманные истории выдуманных людей, я хочу лучше понимать мир, в котором живу.

В 90-х годах, чтобы стать богатым, успешным, знаменитым, чтобы тебя показали по телевизору, или, например, в Омск пригласили, нужно было написать хорошую книжку, которую читатель купить в магазине и проголосует за неё рублём. В какой-то момент люди перестали покупать книги в магазинах. Они приходят туда, смотрят, что книжка стоит 600 рублей, а она ещё вдобавок про детство в Татарстане… Роман-то, может, и хороший, но люди его не купят. Им это не надо. Русскую литературу в своё время изменил Лев Толстой и его «Война и мир». Здесь всё просто: героическая эпоха, Наполеон движется к Москве, и есть компания друзей: Андрей, Наташа и их общий друг Пьер. Андрей погиб, Пьер стал толстый, Наташа сначала за одного замуж вышла, потом за другого. С одной стороны, читать интересно: ну что там дальше? С другой стороны, ты ещё и лучше после прочтения становишься – ты же к толстовской мудрости прикоснулся. Читаешь и растёшь в собственных глазах. Но трупный яд «Войны и мира» отравил всё, что было дальше. Такие романы с 1890-х годов выпускались в промышленных масштабах - все хотели быть Толстыми. Потом это надоело, в 1920-х годах появились другие книги, смешные, про людей: «12 стульев» Ильфа и Петрова, рассказы Зощенко. Но как только государство гаечки все подзакрутило, сразу появляется «Тихий Дон» Шолохова. То же самое, что «Война и мир», только эпоха новая. Понимаете, Лев Толстой у нас в стране возвращается на каждом этапе. И во всех этих длинных героических романах я вижу только желание стать Львом Толстым. Зачем читать про коллективизм в Татарстане, когда вы живёте в Омске? И как назывался вообще последний роман, написанный про Омск? «Записки из Мёртвого дома» Достоевского? Почему никто не пишет про Омск? Здесь ничего не происходит?

- Ну так вы же не будете про Омск читать.

- Вы будете. Я про Санкт-Петербург еле читать успеваю. Хотя там тоже мало кто пишет, все видеоблоги снимают. Мы же должны узнавать из книжек о том, в какое время мы живём. Толстой показал матрицу, как выносить мозг поколению за поколением русских, чтобы они без конца читали про Наполеона, но никогда не читали про то, что с людьми происходит сейчас. 

- То есть Толстого вы бы из школьной программы по литературе убрали?

- Есть некий канон русской литературы, он сложился давно. Есть у нас Толстой и Достоевский, на которых основывается идентичность русского человека. Русский человек знает, что два самых великих литератора на свете - Толстой и Достоевский. Человек, когда рождается, не знает, кто он такой, ему это нужно долго объяснять. Если он не ходит в школу, - он Маугли. Школа - это такая каменоломня, куда приносят булыжник, а с него стёсывают лишние углы, чтобы получить кирпич. Школа – часть репрессивного аппарата, который долотом вбивает в голову, кто ты такой. А ты - наследник великой русской культуры. На этом многое основано, так что убирать ничего нельзя.

- Вы как-то написали книгу про Егора Летова. Многие считают его символом эпохи, вы с этим согласны?

- Я написал книгу про Летова тогда, когда он был ещё жив, но уже лет 15 не был звёздой всесоюзного масштаба. В русском роке вообще две большие звезды: Виктор Цой и Егор Летов. Я приехал из города, в котором жил Цой, и там есть много памятников в его честь. Сколько у вас в Омске памятников Летову?

Статья по теме

Андрей Кудрявцев: Егор Летов называл Омск «городом ржавой урбанизации»

- Граффити одно было, и то закрасили недавно.

- Скажу честно, мне не очень нравится Летов. Это не фигура моего личного иконостаса, но он определил лицо целого поколения. Та же национально-большевистская партия Лимонова никогда бы не появилась без Егора Летова. Она бы осталась на уровне самого Лимонова и одного его приятеля. Только благодаря Летову это стало настоящей силой. И у вас в Омске только одного граффити и было?!

Летов - спорная фигура, я не собираюсь его защищать, но в его творчестве есть музыкальные и поэтические находки. Русским свойственно разбрасываться жемчугами. Одного процента этих жемчугов какой-нибудь крохотной Швейцарии хватило бы на то, чтобы стать культурной столицей Европы. Навсегда. У нас в стране огромные культурные сокровища, но никто не считает их сокровищем. Вот Летов - не сокровище, Хармс тоже… Почему? Хармс смешной слишком. Но это же круто! И как бы не относились омичи к Летову или, например, Колчаку – это два самых узнаваемых бренда города. Кстати, ещё поэт Леонид Мартынов. Мне всегда казалось, что это не очень популярный человек, что он – мой личный поэт, так как его мало кто знает. А у вас в Омске даже бульвар есть, названный в его честь. Поэтому Летова и Колчака тоже можно было обозначить на карте города. 

Перекормлен Достоевским  

- Вы говорили, что в своё время пошли в журналистику, чтобы говорить правду, а зачем сейчас в наше время молодые люди идут в СМИ? Говорить правду? Сломать систему? В этом году в омском госуниверситете совершенно неожиданно оказалось, что один из самых высоких проходных балов на журналистику…

- Я отработал в медиа 30 лет, и за эти годы ни в одной редакции ни разу не видел  выпускников журфака. Куда идут тысячи людей, которых каждый год выпускаю оттуда? Проблема в том, что сейчас всё упирается в развитие технологий. Почему мы верим газете? Потому что там работаю эксперты. Например, началась война в Сирии. А журналист на этой теме собаку съел, он сейчас всё подробно расскажет, и я пойму, кто прав, а кто виноват. Но ведь это не так. В газетах не работают эксперты. Право на высказывание нужно заработать, всегда так было. Сейчас же право голоса получили все. Интернет – это многоголосье. Люди выходят и говорят. Неважно, что человек секунду назад начал над этой темой думать. Когда говорят все, стоимость каждого высказывания равна нулю, и никакой ясности в рассматриваемые вопросы они не вносят.

Статья по теме

«Нет войны? Уже хорошо!» Андрей Добров об Омске, журналистике и рок-н-ролле

- Это тупик развития журналистики?

- Конечно тупик. Сейчас, чтобы стать журналистом, надо встать и начать говорить. Ольга Бузова или Тина Канделаки говорят: «Мы, как журналисты…». Я не знаю ни одной области человеческой деятельности, в которой, на мой взгляд, могла бы разбираться Тина Канделаки. Простите, но если она журналист, то я в таком случае занимаюсь чем-то другим. Многие люди, поступающие на журфак, не хотят стать журналистами, они хотят получить диплом журналиста. С этим дипломом многие устраиваются в хорошие пиар-компании, но это диаметрально противоположные виды деятельности. Я не знаю, в чём будущее журналистики. Точно не в газетах. Интернет – это его настоящее. Телевидение? Его вообще смотрят спиной. Это больше не канал общения власти с обществом или общества с экспертами. Кто у нас вообще говорит какие-то вещи, которые кто-то другой готов слушать?  

- Политики говорят и даже верят в то, что их слушают. Вы сами на выборы, кстати, ходили?

- Да что вы, ни разу в жизни! Политика - это когда в результате каких-то действий может поменяться жизнь. Хожу я на выборы или нет, на моей жизни это никак не отражается. У вас, кстати, губернатор – местный? Он в Омске родился?

- Да, в районе.

- Редкий случай! У нас последний городской лидер, который в нём же и родился, был Николаем II. После него все остальные – приезжие. Я не знаю, как у нынешнего губернатор Петербурга отчество. Я не знаю, откуда он взялся, кто он такой. Как его жизнь может соприкасаться с моей? Никак. Он живёт в своём мире, я в своём.

- Вы объехали всю страну, вас русские города ещё могут удивить?

- Да, я действительно объехал практически всю Россию, но вот в Омске первый раз. Я уже устал ездить. Не секрет, что русские города все одинаковые, и районы Омска, Новосибирска, Твери или Воронежа между собой по фотографиям не различишь. Большого смысла ездить я для себя не вижу. Ну что я могу посмотреть в Омске?

- Думаю, что местом, где на каторге был Достоевский, вас точно не удивишь. Вы же из Петербурга.

- Вот именно. Я живу в квартале от здания, где он прожил всю остальную жизнь после каторги. Меня Достоевским перекормили с детства так, что я, приехав в Омск, точно не пойду смотреть, где он сидел. Это не моя история. Структура внутреннего туризма в стране делится таким образом, что 70% процентов русских туристов ездят отдыхать на курорты Краснодарского край. Оставшиеся 30% - в Петербург.

- Москву вы почему со счетов списываете?

- В Москву в основном ездят по делам. Как там вообще гулять? Расстояния межу достопримечательностями огромные, а между ними – пустота. В Петербурге всё по-другому, там каждый шаг – история. Вот Пушкин, вот Лермонтов и дальше весь список русской литературы, политики, науки, русского рока, в конце концов. И всё расположено компактно. Остальная Россия, как девушка зимой – устанешь, пока докопаешься до того, что тебе интересно. Поэтому, чтобы полюбить Омск, здесь нужно пожить.

Синусоида культуры

- Вам сейчас 45 лет и вы говорите о том, что вас мало чем удивишь. Не скучно жить? В каком возрасте вы были по-настоящему счастливы?

- Когда я был маленьким, меня восхищали одни вещи, когда дорос до девушек – другие. Было время, когда мне казалось, что секс – это настолько прекрасно, что лучше ничего быть не может. Сейчас мне 45 и я понимаю, что есть вещи прекраснее. Не в смысле, что я раньше любил секс, а теперь еду. Мы живые люди, нам свойственно меняться, какие-то вещи выходят на первый план. У меня вот трое детей, двое старших пацанов и маленькая дочь. Когда она родилась, я думал, что про детей  знаю всё. Двоих я же как-то вырастил, старшему сыну 21 год. Внезапно оказалось, что про педагогику я не знаю вообще ничего! Если честно, я никогда не хотел девочку, это огромная ответственность. А если она ещё и на меня будет похожа? Вдруг вырастет толстой, лысой и с бородой, а мне её замуж выдавать, катастрофа же. Знаете, я не сентиментальный человек, я довольно чёрствый. Но когда я смотрю на дочку… Ей пять лет, она вздорная девица, плохо себя ведёт, до сих пор не умеет читать, в общем, минусов много. Но я понимаю, что за каждую её ресничку не то чтобы жизнь – весь мир готов отдать. Несколько лет назад я и представить не мог, что у меня могут быть такие эмоции. Жизнь потому и длинная, что в ней есть чему удивляться. Когда мне было 13 лет и я учился в школе, мне казалось, что лучше книг, чем проза Александра Грина, в мире просто нет. В 25 лет я пробовал перечитать Грина и подумал: «Ну какая безвкусная и манерная гадость». Прелесть в том, что ты можешь быть разным. Когда-то я был светский лев и месяцами не приходил домой. Каждый вечер я проводил в новом ночном клубе, и мне казалось, что это и есть самое главное в жизни. Я не хожу в клубы уже лет 15. Потом мне казалось, что самое прекрасное в мире – путешествия. Недавно смотрел старые фотографии и понял, что в 2007 году уезжал из дома 13 раз. Перу, Китай, Индия… Я объездил всю Африку, там, наверное, и города не осталось, где я не был. Но второй раз туда ехать не хочу, неинтересно. Я многое видел, но не могу сказать, что мне скучно. Удивительно бывает, когда ты сам себе говоришь: «Уфф, вот теперь я жизнь точно узнал», а потом… потом понимаешь, что ты не только не начинал, ты даже двери не открывал этой жизни. Вот у меня это открытие сейчас – дочка.

- Ваше воспитание в чём заключается? К третьему ребёнку приходит осознание, как правильно детей воспитывать?

- Нет. Этого никто не знает. А если говорит, что знает, - врёт. Детей любить надо. Не в смысле «боже мой, как я люблю детей!», а просто быть с ними рядом. Любому человеку нужно, чтобы кто-то был рядом с ним. Я ехал по Омску, и на какой-то маршрутке прочитал: «Улыбнись, ведь тебя тоже кто-то любит». Ребёнку любовь нужна особенно, причём это нужно не говорить, а показывать. Сидеть с ним рядом. Он играет, а ты рядом. И он всегда знает, что может сказать: «Папа, а вот мне нужно, а ты здесь…». Тогда он вырастет нормальным человеком, не злым, не обиженным, не замкнутым, если он с детства знал, что рядом есть кто-то, кто всегда на твоей стороне. Наверное, это и есть воспитание. Ведь, по сути, что я могу кроме этого дать детям? Чего я добился? Ничего. Мне 45 лет, и у меня нет ни одного карьерного достижения. И не будет, потому что начинать уже поздно. Знаете, как на визитках пишут – фамилия, имя, а внизу – кто ты, например, заслуженный артист России или доктор физико-математических наук. Мне в этом плане написать нечего.

- Вы и книги в последнее время писать бросили. Новая Россия не вдохновляет на творчество?

- Вообще никак. Это самое омерзительное время, которое вообще можно было представить. Я и не думал, что вокруг так быстро всё может измениться. В 90-е годы казалось, что мы - поколение победителей, что весь мир смотрит за нашими великими достижениями. Как-то я шёл в три часа ночи домой по Литейному проспекту и зашёл в бар выпить последнюю кружку пива. В баре было занято три столика. За одним сидел Нил Теннант, лидер группы Pet Shop Boys, за вторым Брюс Стерлинг, американский писатель и изобретать жанра киберпанк, за третьим – Брайн Ино, музыкальный продюсер группы U2. А за четвёртым столиком я. Я жил в главном месте на планете. Люди из Нью-Йорка, Амстердама, Сиднея мечтали приехать в мой город. Потому что там была свобода, новая культура, новые горизонты. И во что это превратилось? Я не про политику. Люди предали своё будущее ради хорошей кредитной истории, ради возможности ездить в Турцию на «олинклюзив», ради чего угодно. А мечты-то нет. И, соответственно, никакой Брайо Ино к нам больше не приедет, потому что мы все вместе живём в провинциальной заднице мира. От этого мне настолько больно и обидно, что я не хочу об этом писать. Кризис творческие силы не мобилизует. Да и кто сейчас творит? Сергей Светлаков? Иван Ургант? Тогда был Нил Теннат из Pet Shop Boys, а сейчас Светлаков из «Уральских пельменей». Вот синусоида отечественной культуры. Мне кажется, сравнение очевидно.