Омский музыкальный театр славится голосами, в его стенах работают уникальные люди, одна из них – Ирина Трусова. Её называют музыкальным достоянием Омского Прииртышья.
Ирина Борисовна рассказала корреспонденту «АиФ в Омске», как не заболеть звёздной болезнью, почему любит эстраду и где «прячет микрофон».
Воистину заслуженная
Светлана Казанцева, АиФ в Омске: Ирина Борисовна, Вы самая молодая заслуженная артистка России. Как это получилось?
Ирина Трусова: Я пришла в театр в 1986 году, а это звание получила в 1995 году, через девять лет. Эти годы были очень насыщенными, яркими, со множеством премьер и концертных программ.
– У вас сыграно более 40 ролей, а сколько было спектаклей?
– Я раньше кропотливо следила за всем этим, вела записи, но в последнее время перестала отслеживать – просто играю и наслаждаюсь этим. Но все записные книжки я сохранила – 20 штук, начиная с 1999 года… В среднем у меня было по 40-45 спектаклей в год, за 10 лет это 450, за 30 – около 1500.
– В омском музыкальном театре служат певцы-универсалы: поют оперу, оперетту, мюзикл, музыкальную комедию. Вы представитель школы академического пения. Каково вам петь в мюзикле, да ещё и эстрадные композиции?
– Опера, оперетта, мюзикл – это не градация качества голоса и приёмов звукоизвлечения, а стиль исполнения. К примеру, мюзикл Ллойда Уэббера «Призрак оперы» исполняет оперная певица, способная извлекать ре и ми третьей октавы. В мюзиклах мужчины – тенора и баритоны – поют в таких тесситурах (Высотное положение голоса в данный момент по отношению ко всему диапазону этого голоса. – Ред.), что не каждый это осилит. Здесь нужна мощная школа дыхания. Она лежит в основе любого голоса. В консерватории, где я училась, был педагог, который говорил: «Пение – это дыхание, а дыхание – это пение». С другой стороны, для меня эстрада – это Лариса Долина, Ирина Отиева, Иосиф Кобзон, обладающие великолепными голосами.
– Чтобы стать настоящим певцом, нужно …что?
– Освоить академическое пение. Всё остальное приложится. К примеру, одна из моих учениц пела в ресторане, так на её выступления ходили специально. Я уже 33 года пою всё и благодарна своей дыхательной школе, которая позволяет мне справляться со всеми партиями, в том числе и тяжёлыми.
– Как избежать звёздной болезни? Многие не выдерживают испытания медными трубами…
– Такие моменты бывают в жизни каждого артиста, и они очень опасны. На одном из вокальных конкурсов я получила столько комплиментов, такое восхищение публики и артистов, что приехала в Омск с мыслью: «А что я вообще здесь делаю?» И у меня начала рассыпаться жизнь: появились неприятности, ушли какие-то роли… Меня это быстро отрезвило.
– Вас можно назвать актрисой одного театра.
– Да. По окончании консерватории я пришла в Омский музыкальный и состоялась в нём как актриса. Многому научилась у корифеев сцены Егора Котова, Бориса Шевченко, Георгия Салеидзе, Валентины Шершнёвой, Татьяны Луцак, Маргариты Лавровой, Надежды Блохиной, Владимира Миллера. Мы с театром едины, мне никакой другой не нужен.
– Но у вас есть опыт выступления в московском Большом театре. Как это было?
– Началось всё с конкурса оперных певцов имени Юрия Гуляева в Тюмени. В жюри сидели народные артисты, солисты Большого театра. Это был серьёзный конкурс в несколько туров, с мощной конкуренцией. Когда шла на подведение итогов, мне навстречу попалась тётка с двумя пустыми вёдрами… Я не суеверная, но вера в победу пошатнулась. Пришлось собрать волю в кулак, продолжить путь, и не зря, потому что я заняла первое место.
Когда в Большом театре был юбилейный спектакль, посвящённый памяти Юрия Гуляева, меня, как лауреата первой премии первого конкурса оперных певцов, пригласили исполнить партию Розины в опере «Севильский цирюльник».
«Возможности голоса безграничны. Недаром красивые, объёмные голоса собирают многотысячные аудитории».
Сила воли плюс характер
– У всех детей есть мечты, кем стать. Какие у вас были планы?
– По первому образованию я теоретик-музыковед. Но вообще собиралась стать архитектором, а ещё после школы готовилась поступать на механико-математический факультет в Томский госуниверситет. Приоритетными предметами в школе были геометрия, алгебра, тригонометрия. От того времени у меня остались навыки логистики и любовь к цифрам.
– Как получилось, что вы поменяли жизненные планы?
– Параллельно учёбе в общеобразовательной школе я училась в музыкальной, причём уже на пятом году обучения я играла серьёзные произведения Рахманинова. Мы жили в городе Томск-7 (сейчас это Северск), а в Челябинске-65 было музыкальное училище. Его директор, проезжая по близлежащим городам, агитировал поступать к ним. После того как я сыграла свою программу, он меня пригласил поступать. К тому времени мне, как любому ребёнку, утопленному в любви и ласке, хотелось вырваться из-под опеки родителей. Домашний ребёнок, я сбегала в походы, летом покоряла ледники. Родители были против, но не могли противостоять моему характеру. Я никогда не слышала от родителей слова неудовольствия или упрёка. Наоборот, я, как младшая из детей (есть два старших брата), до сих пор для родителей «маленькая». Итак, я поступила в музыкальное училище, а в 19 лет у меня «прорезался» голос.
– Как родители смирились с тем, что вы развернули свою жизнь на 180 градусов?
– Родители всё восприняли нормально. Папа в своё время великолепно пел, его природный голос - как у Сергея Лемешева (Советский оперный певец, лирический тенор. – Ред.), хотя сам он по профессии физик, изобретатель, инженер огромного оборонного предприятия. Помимо этого папа ещё писал маслом картины. Мама – врач и очень мудрая женщина. Поэтому не удивительно, что меня спокойно отпустили в мир искусства.
– Вы являетесь музыкальным символом Прииртышья, обладаете уникальным голосом – лирико-колоратурным сопрано. Уникальный голос даётся от природы или вырабатывается?
– Изначально должны быть вокальные данные, но их нужно развивать, без этого они так и останутся всего лишь данными. Как говорили мудрые люди, музыка – 1% таланта и 99% труда. Даже маленький голос можно с помощью вокальной техники огранить так, что он будет звучать великолепно.
– В современных театральных постановках во многих театрах используют подзвучку. Это не портит голос?
– Если зал выстроен с соблюдением законов акустики, то микрофоны не нужны, но многие концертные площадки созданы без учёта этих законов, в них без подзвучки не обойтись. Искажение, хоть и в небольшой объёме, неизбежно.
– Вы в омском музыкальном театре служите уже 33 года. Помните свой первый выход на цену?
– Конечно (Улыбается.). Это была опера «Севильский цирюльник», где я исполняла партию Розины. Эту партию я учила ещё в консерватории.
– Для своего удовольствия поёте для себя?
– Совсем нет. У меня всегда много работы, поэтому стараюсь беречь голос. От перегрузок голоса часто изнашиваются. Оперные певцы не просто так имеют право уйти на пенсию через 20 лет творческой деятельности.
– Ваш голос накладывает какие-то ограничения на то, какие образы вы можете воплощать на сцене?
– Лирико-колоратурное сопрано в музыкальных спектаклях – это всегда субретка, но мне этого было мало, хотелось страстей. К примеру, в «Летучей мыши» моя партия по голосу – Адель, а по духу – Розалинда. Благодаря силе своего голоса я справлялась с тяжёлыми драматическими партиями. Но спектакль – это работа команды, коллективное действо, и я благодарна судьбе, что у меня всегда были и есть прекрасные партнёры: Владимир Никеев, Анатолий Мотовилов, Александр Хмыров, Алексей Милосердов, Джени Окропаридзе, Валерий Грачунов.
– Часто сталкивались с критикой?
– Самый жёсткий критик – я сама. Ещё во время учёбы в консерватории меня за это ругали педагоги и называли самоедкой. Никогда о себе не скажу: «Как я великолепно исполнила партию!», наоборот, обращу внимание на каждый свой недочёт.
– Многие люди удивляются, сколько музыкальных партий певцам приходится запоминать…
– Поверьте, для нас это несложно, несмотря на то, что многие партии на иностранных языках. К примеру, я пою на девяти языках: французском, английском, итальянском, немецком, латинском, испанском и прочих, даже на китайском.
Не только певица
– Ваш педагогический стаж составляет 30 лет, чуть меньше творческого. Как это получилось?
– Началось с одной ученицы в шебалинке. В музучилище меня пригласил в своё время его директор. Постепенно я втянулась, помогло то, что я теоретик-музыковед. Сейчас преподаю вокал в музыкальном училище, на факультете искусств ОмГУ, в ДШИ № 17.
Я также поддерживаю такое направление, как лекции о музыке для школьников и студентов колледжей и вузов. Одно время такие встречи были постоянными, потом исчезли, а сейчас возродились. Молодёжь необходимо просвещать, чтобы они знали не только попсовую эстраду, но и могли прикоснуться к классической музыке.
Когда раньше ездили в школы, и я там пела, дети, непосредственные существа, пытались повторять за мной, причём очень громко и эмоционально. Поначалу меня это пугало, потом я поняла, что высокие звуки воздействуют на мозг. И к этому нужно готовить.
– Получается, голос в определённых условиях может стать оружием?
– Конечно. Возможности голоса безграничны. Недаром красивые, объёмные голоса собирают многотысячные аудитории.
– На встречах со школьниками вы рассказываете о дыхании?
– Обязательно. В зале всегда находится доброволец, с помощью которого я объясняю, как правильно дышать. И дети понимают, что дыхание в пении – это особенная работа со своими сложностями и секретами. Однажды, когда я запела, один мальчик меня спросил: «А где вы прячете микрофон?» Пришлось объяснять, где находятся у человека природные микрофоны и как вокалисты учатся их использовать.
– Вы входите в состав жюри многих конкурсов. Есть молодые таланты, настоящие звёзды, которые нужно открыть, дать им путёвку в жизнь?
– Сейчас какой-то бум на академическое пение, тем более, что в Омске очень хорошая школа вокала – педагоги приезжают со всей страны. Наши ребята славятся хорошо поставленными, выученными голосами, поэтому закономерно, что их приглашают в театры и консерватории, имеющими мировую известность.
– Что бы вы хотели ещё сделать в жизни?
– Хочу продолжать петь. Также хочется играть характерные, комические роли. Ведь этим музыкальный театр хорош, что палитра ролей и образов безгранична. А я не боюсь быть смешной на сцене.