Главный режиссёр ТЮЗа Евгений Рогулькин: «В работе ограничений не чувствую»

Евгений Викторович в качестве приглашённого мастера уже ставил спектакли в Омске. Появление нового персонажа в театральном мире является хорошим поводом для большого и обстоятельного разговора. Тем более что в последнее время культурная повестка в стране накалена до предела, а происходящее даёт много поводов для рассуждений.    

Александр Набатов, «АиФ в Омске»: Евгений Викторович, считается, что Омск – театральная столица Сибири. Вы до недавнего времени работали в «настоящей», административной столице – Новосибирске, но ставили спектакли и в нашем городе. Наверняка можете сравнить, в каком городе театр играет большую роль и где зрительский отклик ярче?

Евгений Рогулькин: Я думаю, что Новосибирск не только административная столица. Театральные люди Новосибирска тоже считают свой город театральной столицей Сибири. И насколько я знаю, такое негласное, но на мой взгляд хорошее, соперничество было всегда между Омском и Новосибирском. Появлялись какие-то яркие спектакли, после премьеры которых возникал большой резонанс в обоих городах. А если говорить о том, насколько отличается публика, то не могу ещё с уверенностью судить. Хотя я всегда присматриваюсь к публике. Когда в 2008 был спектакль «Ретро» в «Галёрке», а в 2009 «Счастье лучше богатства», я всегда наблюдал за местными зрителями. И мне очень нравилось, что в Омске публика разновозрастная. От совсем молодых людей, студенческого возраста, до очень театральных бабушек и дедушек. И что я сразу заметил: в Омске на аплодисменты публика встаёт. Это греет душу и сердце, когда так благодарят за спектакль.

Как было, уже не будет

- Наши зрители опасаются, что со сменой главного режиссёра в ТЮЗе изменится и репертуарная политика. В последние годы считалось, что ТЮЗ – это такой новаторский проект, показывающий свежие, острые и смелые спектакли. Что-то изменится или тренд сохранится?

- Наверное, как было, уже не будет. Всегда что-то меняется: приходят другие люди, со своими взглядами. Я убеждён в том, что театр, в данном случае Омский ТЮЗ, должен быть разным внутри себя. Не могу сказать, что я противник направлений, но когда  заранее знаю, что увижу, на премьере, это не очень хорошо. Внутри одного и того же театра должны быть абсолютно разные спектакли. Условно говоря: весёлые и грустные, философские и лёгкие, пусть расцветают все цветы. Каждая премьера должна удивлять. Это старая избитая фраза о том, что «артист должен переодеваться», очень верна. Он переодевается не только в другой костюм, а примеряет другой образ. Удивляет постоянного зрителя. Зритель должен поражаться: «Посмотрите, а актёр Х в этом спектакле совсем иной, нежели был в другом произведении. А актриса Y тоже удивила таким перевоплощением, о котором мы даже подозревать не могли». Я сторонник именно этого. Я думаю, что мы будем приглашать (и уже приглашаем), очень разных режиссёров, у которых очень разное видение мира. Разные способы художественного воплощения мира, чтобы репертуар был богатым на такое разноцветье.

- Хотелось бы остановиться на этом вопросе подробнее. Имелось в виду не разнообразие материала, а изменение стиля театра. ТЮЗ был вполне свободолюбивым и либеральным театром, и на какой бы спектакль люди ни шли, каким бы новым прочтением он ни отличался, постоянный зритель понимал, что это будет ему интересно. Потому что при всём разнообразии произведений у театра было своё лицо. И хотелось бы понять, как оно изменится…

- Время покажет. Будет одна премьера, будет следующая и через какое-то не очень продолжительное время зритель сам может сделать вывод о том, что изменилось, а что осталось прежним. На словах-то можно рассказать что угодно. Я думаю, что дух свободолюбия должен сохраниться, дух молодого и озорного творчества должен остаться. Ну, а кто же не любит-то свободу? Поэтому я не могу сказать, что был свободолюбивый театр, а ему на смену придёт что-то мрачное и консервативное. Хотя да, мы делаем спектакли, где есть какие-то устоявшиеся или традиционные ценности: о добре и зле, дружбе и вражде, любви и ненависти. И допустим, маленький зритель, как и зритель постарше, должен их чувствовать и сочувствовать героям. Но мы открыты и для экспериментов, для новых веяний. Подтверждением моих слов будет тот фестиваль, который затевается в недрах театра и пройдёт в октябре. Он так и называется: «Новое время». В его рамках будет и театральный день, но предусмотрено время всех видов искусств, которые увлекают молодёжь: и граффити, и поэтические баттлы, а также танцевальные баттлы. Мы хотим слышать время и откликаться на него.

Разноцветная темнота. Незрячие артисты показали теневой спектакль Подробнее

Закон суров

- К сожалению, внимание к культуре сместилось с обсуждения творческих поисков на сложности, которые связаны с тем или иным произведением, на повышенное и не всегда конструктивное внимание государства к театру, к художнику в общем смысле слова, к конкретным постановкам… Вас пугает это? Не чувствуете похолодания в отношениях государства и театра?

- В своей новой работе я пока не чувствую ограничений. Мне не ставили никаких рамок и пока не говорили: «Сюда ходи, а сюда не ходи». То, о чём вы говорите, я понимаю. «Тангейзер» в Новосибирске я сам не видел, но всю эту волну я застал и внимательно за ней следил. Не знаю, насколько глубоко мы можем понимать этот вопрос. Потому что он чрезвычайно непростой. Он не видится мне чёрно-белым, эдаким конфликтом свободного художника и подавляющего его государства. Тут нужно разбираться очень подробно. Да, государство даёт деньги. Без них, так жизнь устроена, мы не можем выпустить ни одного спектакля, даже не можем включить свет, звук и так далее. Я недавно начал работать главным режиссёром, до этого был свободным художником и не сталкивался с какими бы то ни было ограничениями. Посмотрим на ситуацию во время фестиваля, о котором я вам говорил. Потому что в нём есть пьесы молодых режиссёров, в которых работают молодые артисты, которые в силу своего возраста не то чтобы бескомпромиссны, но заходящиеся в азарте и поднимающие острые вопросы. Я не скажу, что это какие-то радикальные работы, потому что спектакли по этим пьесам уже ставились, но посмотрим, какая на них будет реакция. 

- Хотелось бы зацепиться за вашу фразу, что государство даёт деньги и в каком-то смысле может регулировать ситуацию. Но очевидно, эти деньги не тех конкретных чиновников, которые стремятся их распределять определённым образом. Это деньги налогоплательщиков. Ваши, мои, наших читателей, а не условного Мединского и его коллег, которые стараются нам навязать свои вкусы…

- Я думаю, ни у одного театра нет такого убеждения: раз нам дали деньги, мы будем делать только то, что нам скажут. Дух веет где хочет. Но при этом я как главный режиссёр понимаю, что всё должно проходить в рамках российского законодательства. А в нём есть статьи, которые чётко ставят совершенно справедливые рамки: запрещён призыв к межнациональной розни, запрещена порнография на сцене. И если какой-то гипотетический спектакль нарушает законодательные нормы, я внутренне соглашусь с его запретом. Я не хотел бы видеть такой спектакль, и уж точно не хотел бы, чтобы его смотрел мой ребёнок. Но это не значит, что любой чиновник вправе мне объяснять, что именно я должен ставить. В этих спорах и конфликтах есть серьёзный перехлёст. Чиновники не правы в том, чкогда решают, что мы чего-то не можем делать, потому что им так кажется правильным. С другой стороны, не меньший перехлёст, когда режиссёр говорит, что он свободный художник и может делать всё, что захочет. Что нам сказал Иммануил Кант? Есть звёздное небо над нами и есть нравственный закон внутри нас. 

- А этот нравственный закон всегда равен законодательству? И если вдруг произойдёт неоправданное ужесточение законодательства, которому, понятно, придётся подчиниться, но внутренне вы со всем готовы согласиться? В нашей стране на разных этапах её истории принимали разные законы, и в 1937 году людей расстреливали по закону. Другой вопрос, что потом их признали преступными и осудили репрессии…

- Мне кажется неким перебором, когда начинают пугать ГУЛАГом в наше время. Мы многое перетягиваем из того времени, довольно давнего. И когда часть людей говорит, что наступает новый, 1937 год, у меня это вызывает ироническую усмешку. В 90-е годы, когда открылись архивы и запрещённые книги, довольно большое количество людей прочитало о нашем прошлом, осознало его, чтобы это не повторилось. Да, нравственный закон вроде бы один, но мы можем понимать и трактовать его либо расширив, либо сузив. Помните два или три года назад приняли закон против употребления мата на сцене? Какое возмущение он вызвал в художественной среде! И иногда –  справедливое возмущение. Я не отрицаю, что есть какие-то произведения, где мат настолько художественно употребляется, что по-другому не представляешь себе. Но в большинстве случаев это не всегда оправданно. В замечательном фильме Марка Захарова «Формула любви» есть эпизод, где молодой помещик хочет убежать со своей возлюбленной и приводит двух коней, поёт шёпотом романс, но появляется граф Калиостро и спрашивает: «На прогулку собрались?» В ответ пылкий влюблённый мнётся. И тогда граф продолжает: «На двух лошадях сразу? Седалища не хватит». Как в капле видится весь океан, на этом примере заметен тонкий художественный приём, выполненный с временной стилизацией. А скажи он в этом случае всем известное слово, то очарование ситуации, улыбка и ирония пропадут. Понятно, что в советское время и многое было нельзя представить, и Шукшину тому же пришлось стилизацию применять. Мы же понимаем, на какое слово похоже употребляемое в его текстах «мля»… Не знаю, может, в свете многогранности вопроса я чересчур лавирую, но понимаю, что часть правоты есть у каждой стороны. Во всём мире существует ограничительная система для разных возрастов. Это можно смотреть с такого-то возраста, это – в присутствии родителей, а это вообще уже с совершеннолетия. Такая система кажется мне разумной.

Странно обсуждать то, что никто не видел

- Помимо государства появился ещё один институт, который норовит вмешиваться в культурную сферу. Я имею в виду православное сообщество и ситуацию вокруг фильма «Матильда». И это при том, что претензии своеобразных персонажей, прикрывающихся религией, по меньшей мере не очевидны. В конфликте с художником эти люди поднимают такие вопросы, которые ещё вчера казались проходными. Наверняка, в ситуации новой реальности, и омскому ТЮЗу стоит выработать отношение к происходящему.

- В ситуации с «Матильдой» я не могу понять возмущения фильмом, которого почти никто не видел. Надо посмотреть, а потом обсуждать. Потому что времена, когда «не читал, но осуждаю», должны остаться далеко позади. Насчёт ТЮЗа не могу сказать, что мы разрабатывали стратегию на этот счёт. Но есть же «Сказка о попе и его работнике Балде». И как с ней быть? Пока не знаю, я напрямую не сталкивался с этой ситуацией, а теоретические рассуждения меня не очень увлекают. Я ко всем верующим отношусь с глубоким уважением, хотя сам человек неверующий. Был воспитан атеистом и вырос атеистом. Конечно, хочется, чтобы нас там ждало что-то за гранью, а не просто чёрная яма и небытие…

«18+» - это не обнажёнка». Омский режиссёр о назначении ТЮЗа Подробнее

- Ещё один вопрос, который касается культуры, и его нельзя не задать главному режиссёру. Многие театры в стране начинают свои сезоны с акций поддержки Кирилла Серебренникова, Алексея Малобродского и вообще фигурантов так называемого дела «7-й студии». Тем более что им вменяется абсурдный эпизод со спектаклем «Сон в летнюю ночь», которого не было, по мнению прокуратуры, а зрители и критики его смотрели на протяжении двух лет. Проще говоря, в такой ситуации сообщество встало на сторону «своих». Может быть, планируется какая-то акция поддержки коллег и в Омском ТЮЗе?

- Повторюсь: я сторонник того, что если решил высказаться о ситуации или решать стоит ли организовывать акцию поддержки, надо чётко разобраться в ситуации. Может быть, по молодости лет я, как и все, пылко бросался на чью-то защиту или спешил обвинять кого-то не до конца понимая ситуацию. С течением лет я уяснил, что должен понять всё от А до Я. В этом деле столько противоречивых сведений, которые у меня лично не складываются в одну цельную картину. И в этом вопросе СМИ играют ну очень противоречивую роль. Я наткнулся недавно на достаточно подробный и чёткий юридический разбор всех перипетий этого процесса, но я его ещё не читал. Думаю, когда появится время, нужно будет прочитать и вникнуть в ситуацию. Пока, к сожалению, времени нет. У нас открытие сезона и ввод спектаклей текущего репертуара, поэтому, не увиливая и не уходя от ответа, могу сказать, что не считаю себя вправе комментировать.

- А к открытию сезона планируется разобраться в ситуации? Чтобы, как и многие театры, с этой темы начать сезон, обратиться к зрителям? Или в театральном мире каждый сам за себя? Тем более что и у ТЮЗа есть свои проблемы с повышенным вниманием со стороны правоохранителей, хотя и касаются они предыдущего руководства…

- Да, театральный мир тесен, это наша общая среда. И мы если не все знакомы между собой, то как минимум друг друга знаем через кого-то. Но проводить акцию – планов точно нет.

- Это не похоже на ситуацию, о которой в своё время говорил пастор Мартин Нимёллер: «Когда пришли за коммунистами – я молчал, я же не коммунист… А когда пришли за мной –  уже некому было заступиться за меня»? Ведь никто не застрахован…

- Меня настораживает другое, вот как раз такое настроение, когда меня спрашивают: «А вы не боитесь, что придут за всеми?». Откуда такое настроение, что никто не застрахован?

- Может быть, оттого, что за полчаса нашего разговора мы вспомнили «Тангейзер», вспомнили «Матильду», вспомнили дело «7-й студии», а можем вспомнить ещё определённое множество историй, исходя из которых мы увидим, что государство, правоохранители и Церковь активно взялись за культуру. Культура, похоже, встаёт на первый край борьбы архаики и здравого смысла.

«Иисусу» сказали нет? Кто отменил рок-оперу в Омске Подробнее

- Я не очень с этим согласен. Мы с вами живём в этой среде, культурной среде. Но если мы посмотрим за её границы и увидим, что в экономике тоже пальцев не хватит, чтобы перечислить снятых со своих должностей губернаторов, заместителей, начальников проворовавшихся... И мы что – скажем, идёт волна экономических арестов? Я думаю, нельзя так считать. Идёт с приливами и отливами, но объявленная ранее война с коррупцией и взяточничеством. Много этих примеров? Да! Поэтому скажу одно: я не вижу планомерного наступления и сжимания свободы, затыкания ртов и чего-то подобного.

Ищем золотую середину

- Хотелось бы поговорить про зрителя. Тем более что ваш зритель очень юный, и он нуждается в более наглядном представлении проблематики. Современная детская и подростковая аудитория спектаклей изменилась или дети и юноши терзаются теми же вопросами и проблемами, что и раньше? 

- Я думаю, что проблемы подростков остаются вечными: «Я её люблю, а она меня нет», «кто друг, а кто не друг» и так далее. Известная фраза, что «молодёжь стала совершенно отвратительная и она не слушает стариков, не перенимает чужой опыт, а значит, мир рушится», была сказана много тысяч лет назад. Я думаю, гаджеты играют определённую роль в восприятии детей, но не такую уж основополагающую. Уже были страшилки о том, что дети станут игроманами и уходят в виртуальную реальность. Они не подтвердились в массе своей. Хотя элементы виртуальной реальности иногда мешают реальной социализации, жизни и выстраиванию отношений между друзьями, но думаю, что проблемы остались прежними. Со сменой поколений и появлением новых меняется язык рассказа. Когда-то мы говорили о том, что вот пришло клиповое сознание и уже длинные медленные сцены не воспринимаются, нужен калейдоскоп.

- В нашей среде это тоже актуально. Больших текстов, всеобъемлющих, люди не читают, вырывают лишь маленький контекст, а значит, не разбираются в сути, ценят поверхностно. В театре ж, вполне возможно, люди могут «выцепить» из произведения сюжетные перепетии и не уходят вглубь исходного текста. Проблемы клипового сознания не ставят ли перед театром новые задачи? Нужно не только сделать весело и добавить экшена, но и как-то проще разъяснить глубинную проблематику…

- Всегда хочется найти золотую середину. Да, это не всегда удаётся. Но хочется сочетать всё: и увлекательность сюжета с как бы внезапными остановками во время действия. Я на это интервью пришёл с репетиции Мольера. И вот в Мольере вроде бы достаточно одномерно, в рамках того времени, выхватывается один недостаток и на нём всё строится: старики жадные, боятся потратить деньги, а молодые влюблены, они свободны и находятся под властью отцов и хотят обрести свободу. Вокруг этого всё вертится –  и вроде бы всё понятно, и других подтекстов искать не следует. Но мы останавливаемся и рассуждаем, что не может быть в наше время такой карикатуры: жадный старик. Ну смотрю я на него и его жадность 5-10 минут. А дальше мне уже неинтересно и всё становится понятно. И вот мы ищем и находим внезапные повороты в актёрской игре при сохранении текста Мольера. Например, у старика внезапно заболело сердце, когда он подумал, что сын его обманул. Мы пытаемся строить семейные взаимоотношения отца и сына. Хотя вроде бы это развлекательный спектакль, с песнями и танцами, комедия. Давным давно сказано: развлекая – поучай. Но я не думаю, что все спектакли должны строиться на этом. Совсем недавно я видел прогон спектакля Надежды Бизиной «Про ёжика и медвежонка». Это очень тонкий, нежный, удивительно акварельный спектакль. А какие вопросы замечательные поднимаются перед совсем маленьким зрителем: о дружбе, о художественном видении мира. И уж совсем непростой вопрос, который возникает в детстве у каждого: «А что будет, когда меня не будет?» Мне было года четыре или пять, когда тоже пришла эта мысль. И очень горько и печально осознавать в юном возрасте, что когда-то это произойдёт. Я помню, что заплакал. Пришла мама и спросила меня, почему я плачу. Она ответила мне, что это будет совсем не скоро  - и вообще не факт, что это будет именно со мной. И я долгое время жил убеждением, что, может быть, этого со мной не произойдёт. В спектакле этот вопрос ставит медвежонок. И это так удивительно сделано, что, когда я смотрю этот спектакль, то я вновь, в эту самую минуту, задаюсь этим вопросом. И я вижу, как малыши, эти вечные двигатели, замирают, затихают и прислушиваются. Это очень верный детский театр. И не только этот спектакль я имею в виду. Но и многие другие, которые идут в ТЮЗе. Тот же «Вини-Пух», где сохраняется эта удивительная детская наивная вера в те чудеса, которые происходят в спектакле и та святая вера малышей, что всё равно всё закончится хорошо. Даже если сейчас страшно, потом всё будет хорошо. Это и есть тот нравственный камертон, по которому должен жить детский театр.