Четвёртое измерение. О закулисных байках, магии театра и эгоизме

О магии театра, культуре и международном языке искусства Евгений ТОЧИЛОВ рассказал в интервью «АиФ в Омске». В июне исполняется ровно 15 лет с того момент, как студент-физик оказался на сцене Лицейского театра.

Актёр-строитель

Ольга Минайло, omsk.aif.ru: Евгений, у Вас довольно странная актёрская история. Вы же практически просто мимо проходили, так ведь?

Евгений Точилов: В театр меня привёл Евгений Бабаш (режиссёр-постановщик Лицейского театра – Ред.). Причём не меня, а моего друга Михаила, который замечательно поёт и играет на гитаре. Бабаш в то время набирал у нас в ОмГПУ молодых актёров и сказал Мише: «Приходи к нам, у тебя прекрасный голос!». Я в тот момент стоял рядом, и Бабаш добавил: «Ну и друг твой пусть тоже приходит». С этого всё и началось. Если честно, я очень стеснительный человек, и актёром быть никогда не хотел. Для меня прочитать стихотворение на каком-нибудь утреннике – целое событие. К театру особой любви тоже с моей стороны не наблюдалось. Когда же я попал в Лицейский театр, то увидел своих сверстников, которые на сцене из обычных парней вдруг превращались в героев. Я начал ходить на все их спектакли.

– Это правда, что первая роль в спектакле Вам досталась после того, что Вы очень громко прочли стихотворение?

– Мой первый спектакль – «Скифы». Я тогда занимался в Клубе Лицейского театра, ходил на все репетиции и знал все слова и перемещения актёров по сцене. Однажды один парень не пришёл на репетицию. Решетников попросил меня временно заменить его, и я в этот шанс вложился на 250% – так прокричал стихотворение, что вся труппа была в шоке. Ко мне ещё полчаса после этого подходили люди из театра, хлопали по плечу и говорили «Молодец!».

– Однако через несколько лет Вы всё бросили и ушли из театра на стройку. Сцена потеряла своё очарование или в чём-то вас внутренне поломала? Не каждый день встречаешь актёров-строителей.

– Когда ты только начинаешь работать на сцене, очень хочется сыграть сразу гениально, но, как правило, не хватает опыта и знаний. Я очень «старался» играть свои роли, но, как оказалось, в театре это не самое главное – напротив, иногда излишнее старание только портит дело. У меня ничего не получалось. Для актёра нет ничего страшнее, чем отсутствие реакции зрителя. Сейчас, проработав 15 лет в театре, отсутствие контакта со зрителем – это сигнал, что я делаю что-то не так и нужно попробовать другой способ взаимодействия. А тогда для меня это было трагедией, и я решил уйти. На стройке я проработал два года. Зарплата хорошая, но мне было дико скучно. Из театра я тогда уволился, но в некоторых спектаклях, где не нашли мне замены, ещё играл. И в тот момент, когда я перестал «стараться», я вдруг начал понимать суть ролей и нашёл способ существования, интересный зрителю. Партнёры шутили и говорили: «Может, тебе сразу надо было со стройки начинать?». В общем, если ты влюблён в театр, как бы далеко ты ни уходил, ты всё равно вернёшься к нему.

– Играть по 20 спектаклей в месяц – это так же тяжело, как таскать кирпичи на стройке?

– Физическая усталость бывает. Но особенность актёрской профессии в том, что если хорошо работаешь, то энергию тебе отдаёт зритель. В этом случае ты от спектакля не устаёшь. Если контакта со зрителем нет, то даже после лёгкого часового спектакля кажется, будто ты вагоны разгружал. Я играю хорошо, и поэтому не сильно устаю (смеётся). Театральное действо – это диалог, в котором сталкиваются два мира – зритель и актёр. Если актёр живёт на сцене, он создаёт уникальную атмосферу, в которую зрители погружаются, забывая о своих будничных проблемах и делах, и начинают вместе с актёром существовать в каком-то четвёртом измерении. Это когда ты замолкаешь на сцене и чувствуешь, как бьются сердца людей.

«Эгоизм-это нормально»

– Казусы во время спектаклей часто случаются? И что делать актёрам, если отрепетированное действие срывается прямо перед зрителями?

– Неожиданностей случается много. Как-то раз мой партнёр так сильно готовился к выходу и настолько глубоко погрузился в материал, что просто забыл выйти. Мы с партнёром как могли тянули время, и зритель не понимал, что происходит, так как наш диалог в этот момент представлял собой набор несуразных междометий и возгласов. И в самый пиковый момент напряжения партнёр выдал сакраментальную фразу: «Я не знаю, что мне делать!». И в эту секунду мы услышали долгожданные шаги за сценой. Один из самых сладких звуков в театре – это когда опаздывающий партнёр несётся по коридору.

Иногда артисты заговариваются на сцене; тут главное – сохранить лицо. Как-то в одном спектакле у нас с Игорем Коротаевым была сцена драки, после которой шли его слова: «Если раньше ты считался главным, а я так, мальчик-колокольчик с длинным языком, то теперь это не так!». И вот представьте себе напряжение, драку, Игорь идёт на меня и вместо этой фразы говорит что-то вроде: «Ты считаешь, что… это… потому что… мклхм… я тебе не кулачок!». Тогда мне показалось, что на этом моменте спектакль должен был закончиться. Потому что, если идиотскую улыбку получается сдержать, то слёзы от смеха текут.

– Кстати, а актёры могут наслаждаться спектаклем, находясь в зрительном зале? Или невольно начинают оценивать игру коллег?

– Очень хорошим спектаклем актёр может проникнуться даже больше, чем обычный зритель. Есть гениальные актёры: когда они на сцене, ты не замечаешь, как они работают, потому что они живут в своих работах. Например, в драмтеатре на меня такое впечатление производят Валерия Прокоп, Евгений Смирнов.

– В жизни актёрским талантом часто пользуетесь?

– Актёрское мастерство – это не только умение играть на сцене; это умение наблюдать за людьми, умение их слушать, и по минимальным внешним проявлениям понимать истоки их поступков. Если ты можешь понять, почему человек ведёт себя так или иначе, ты с лёгкостью найдёшь к нему подход. В жизни это очень сильно помогает.

– Говорят, что сцена вырабатывает не только умение разбираться в людях, но и эгоизм. Согласны?

– Здоровый эгоизм – это нормально. Человек должен себя любить. Многим талантливым людям часто мешает добиться успеха именно то, что они себя не очень любят. Эгоизм плох, когда его слишком много и когда ради себя любимого человек ломает всё вокруг.

«Хамы есть везде»

– Евгений, за 15 лет сцена Лицейского театра не наскучила? Когда вокруг столько возможностей, странно ограничивать себя одним театром или городом.

– Я не стремлюсь уехать куда-нибудь в столицу. У меня здесь хорошая работа, зрители, которые приходят на спектакли и которым я нужен. Я это чувствую. Срываться куда-то и бежать? У меня нет такого желания, так как в Омске ещё не сделано столько, что ближайшие 30 лет можно спокойно работать.

– Почему тогда большинство омичей с криками «О, этот депрессивный регион» стремятся уехать отсюда при первой возможности?

– Это естественное желание человека искать место, где лучше.

– Может, москвичи были правы, когда в недавнем исследовании о вежливости российских регионов признали Омск городом, в котором живут хамы?

– Хамов хватает везде. Жить можно везде, и жить можно хорошо. Вспомните, как у нас в стране все получали нищенские зарплаты, но все при этом отлично относились друг к другу. Сейчас благосостояние у людей улучшилось, но приоритеты поменялись. Если, к примеру, у тебя нет «Мерседеса», то ты ничтожество и неудачник. Эта «хромая» культура распространяется как раз из Москвы. Ведь как нам внушается: если ты талантливый, то пробьёшься в Москве. Что, талантливые люди только там, а всё остальное население в регионах просто расходный материал? Ничего подобного! Люди вокруг себя сами делают пространство. У каждого человека своё счастье.

– В Европе на спектаклях театров из России всегда много зрителей, которые ни слова по-русски не понимают. Зачем они приходят?

– Понимаете, у нас в России актёры театру отдают всю жизнь, репетируют сутками напролёт. В Европе же сделать спектакль за две недели – это нормально. Проблему подняли, но всю глубину ситуации не раскрыли. Русские же актёры на сцене проживают жизнь. Это энергетика. Когда зрители видят это, могут и плакать, и смеяться одновременно. Потому что на каком бы языке человек ни плакал, ты всё равно будешь чувствовать к нему сострадание.